Исполнилось полгода как в Бурятский театр оперы и балета вернулся знаменитый дирижер, народный артист Республики Бурятия Владимир Рылов. Не случайно прошедший на прошлой неделе фестиваль классической и современной музыки получил название «Возвращение». Мы встретились с художественным руководителем главного театра Бурятии, чтобы поговорить о государстве, патриотизме, цензуре и прочих важных вещах.
– Владимир Алексеевич, ваше возвращение в Бурятию совпало с большими переменами на политической арене. Начнем с того, что совсем недавно в Улан-Удэ был уволен худрук Русского драматического театра Левицкий. Вы, по сути, такой же худрук, как считаете, должно государство вмешиваться в театральные дела?
– Я не знаю Левицкого и не посвящен в эти события. Мне комментировать их трудно. Речь идет о каких-то идеологических разногласиях. Мне кажется, мы живем в счастливое время, когда каждый может думать, что хочет, и говорить, что думает. Мы прожили тридцать лет в атмосфере, когда не было никаких запретов, ограничений, моральных препятствий нашим поступкам. Возможно, это счастливое время заканчивается… Я говорю «счастливое», потому что хорошо помню совсем другое время. Тогда мы смотрели спектакли и умели видеть и читать между строк, прекрасно понимая, какую «фигу», условно говоря, держит автор в кармане. Может быть, благодаря этим запретам советская эпоха породила гениальных режиссеров, спектакли которых до сих пор воспитывают и приводят в восторг.
Я понимаю, к чему задан вопрос, потому что проблема есть. Самое простое в искусстве, самое дешевое – это поприкалываться. Я редко пользуюсь этим словом, но здесь оно подходит как нельзя кстати. Проблема в том, что после таких экспериментов никто не захочет, придя домой, погрузиться в книжку, в чтение, чтобы начали работать мозги. Потому что когда понимаешь, что и много десятилетий тому назад люди чувствовали то же самое, что и ты, тогда эта связь времен как-то восстанавливается, происходит необыкновенное. А когда нам подсовывают приколы, которые ничего не сообщают, ничего не происходит.
– Тогда объясните, зачем вы превратили оперу «Царская невеста» в полуконцерт и переодели персонажей эпохи Ивана Грозного в одежды времен Булгакова? Зачем кантату «Александр Невский» проиллюстрировали хроникой времен Великой Отечественной?
– Согласен, что постановка оперы «Царская невеста» получилась нетрадиционной, но так получилось… Как-то давно я сформулировал для себя определения жанров эпики и лирики: лирика – это рассказ о душе человека, эпика – рассказ о душе народа. К примеру, опера «Князь Игорь» – это эпика. В «Князе Игоре» не столь уж важен уровень актерского мастерства. Если все правильно спето, то все будет правильно сыграно. А вот в «Царской невесте» мне нужно, чтобы все было правильно сыграно, тогда все будет и правильно спето.
В этой работе мы вживались в авторский текст драматурга Льва Александровича Мея. Между прочим, он окончил Царскосельский лицей на 20 лет позже Пушкина. И для него, как и для нас, события и персонажи пьесы были отделены огромной временной дистанцией. Но Мей сумел проникнуть в психологию своих героев, сделать их понятными нам, близкими. Он сумел показать, что прошли столетия, а люди, по сути, остались все те же.
– Как бы вы определили, в чем все-таки идея «Царской невесты»? Там ведь много чего современного можно отыскать – большая политика, «немец коварный», санкции. Лично вы какие параллели хотели провести с нынешними с событиями?
– Сейчас, когда спектакль уже вышел, можно сказать, что я действительно сильно вмешался в сценическую концепцию, в текст. К примеру, в арии Лыкова, молодого человека, только что вернувшегося из-за границы, полного впечатлений, воспоминаний и надежд попасть туда вновь, звучат слова: «Наш царь хочет, чтобы мы у иноземцев научились доброму». И тут Римский-Корсаков дает маленькую инструментальную постлюдию, свой комментарий, где выражает отношение к словам персонажа. Я вслушался в этот комментарий. Так родилась новая фраза Малюты: «Добра-то от них и не жди».
У Римского-Корсакова немец Бомелий – персонаж вполне безобидный, хотя и похотливый. В нашем спектакле он не только знахарь и лекарь. Он еще приторговывает травкой, растлевая местную молодежь. Мизансцена и ситуация получились весьма актуальными и узнаваемыми.
Сцене оглашения царского выбора, когда Малюта объявляет семейству Собакиных, что невестой избрана Марфа, Николай Андреевич Римский-Корсаков также дает музыкальный комментарий. Характер музыки – величальный. Но мелодия так гармонизована и аранжирована, что указывает на страшную растерянность, смятение и отчаяние действующих лиц. Я дописал в авторскую партитуру вокальные партии, и эта громогласно возглашаемая «Слава!» раскрывает всю меру трагедии, которую политическое решение приносит в частную жизнь людей.
Приведенные примеры объясняют, что для выявления мотивов поступков героев оперы мне не понадобились грандиозные декорации, тяжелые исторически достоверные костюмы. Мне хотелось рассказать об этих коллизиях только музыкальными средствами.
– О вторжении политики в жизнь человека. Согласитесь, не пал бы выбор на Марфу как на царскую невесту, не начал бы Малюта Скуратов расследование, скорее всего, никто бы не узнал ни про отравление, ни про деятельность немца. Зачем Любаша и Грязной у всех на глазах признаются в содеянном, прекрасно понимая, что с ними в итоге будет. Ни один современный человек так бы не поступил.
– Малюта обращается к Грязному: «Опомнись, ведь сам себя ты губишь!». Мне кажется, в этой опере у драматурга Мея ключевым является понятие совести. И Грязной, и Любаша своим признанием в содеянном выносят себе приговор, потому что для них жить дальше так невозможно. Помните, у Лермонтова: «Погиб поэт, невольник чести»? Эти мотивации заложены в музыке. Композитор, раскрывая идею драматурга, создал такую музыку, которая приводит героев к этим решениям. Он рассказывает о людях, способных испытывать чувство стыда, людях, дорожащих своим достоинством, честью. Во все времена на Руси человек, имеющий представление о грехе, смертном грехе, сам себе выносил приговор. Поэтому и Грязной, и Любаша казнят себя сами.
– Но все-таки сначала началось расследование Скуратова, потому что выбор царя неожиданно пал на Марфу. А если бы невестой выбрали другую? Это важные вещи. Не начало бы государство копаться в произошедшем, все было бы шито-крыто. А вывод следующий – пока государство не вмешивается в разные области человеческой жизни, включая театры, там заправляют такие, как Левицкий. То есть мы плавно подошли к вопросу о цензуре. Все-таки вы за цензуру или против?
– Большую часть жизни я прожил в годы советской идеологии. Порой мы делали спектакли, заведомо зная, что их не пропустят по цензурным соображениям. В 1991 году я стоял на баррикадах Белого дома, чтобы, как мне казалось тогда, никогда больше идеологические органы не вмешивались в мое творчество. При этом я всегда отдавал себе отчет, что другой Отчизны, другой Родины у меня не будет. Художник должен уметь видеть и светлые, и темные стороны нашей жизни. Уровень образования, воспитания, нравственные идеалы всегда подскажут пропорции в определении средств для публичного высказывания.
Это и есть цензура. Каждый из нас обязан иметь этот инструмент в своем арсенале. Руководителя, лишенного такого инструмента, можно уподобить инвалиду, человеку с ограниченными возможностями.
– Что делать государству, если люди без внутренней цензуры становятся руководителями театров?
– Сегодня это проблема не только театров. Существует масса оркестров, где отсутствуют достойные дирижеры. Эта проблема была всегда, просто раньше было меньше оркестров. Сейчас в каждом городе есть свой симфонический или камерный оркестр. Выяснилось, что в стране просто нет такого количества специалистов.
Театр существует для того, чтобы зрители увидели, что в жизни есть что-то иное, кроме тоски, обыденности, грязи. Театр должен показывать образцы высокой нравственности. Еще Гоголь говорил, что надо перечитывать Шиллера и других великих поэтов, чтобы душа не «засохла».
– Получается, чтобы все это было в государственном театре, государство должно заниматься этими вопросами. Не случайно, встречу с артистами Бурятии, после которой был уволен Левицкий, глава республики провел именно в вашем театре. Как вы относитесь к таким встречам?
– Я с большим вниманием прослушал то, что говорил Алексей Самбуевич. Он подробно объяснил ход событий, взаимоотношения федерального центра и республики, объяснил на фактах, цифрах, конкретных примерах. Я много езжу по стране, лично мне и без того понятно, как непросто власти в условиях стремительно меняющегося мира сохранять гражданское равновесие, удерживать которое сейчас, когда «международное закулисье» стремится его разрушить, особенно сложно…
– Что вам предложил Цыденов, что вы все бросили и приехали в Улан-Удэ? Согласиться на такое для человека вашего статуса, извините, возраста, это поступок. Какую цель поставил перед вами глава?
– Придать сложному механизму, каким является театр, устойчивое, поступательное движение. Мы – руководство – должны создать такие условия, чтобы артисты, музыканты, все работники театра могли реализовать себя. Сделать это можно, когда люди это почувствуют.
Почему я согласился приехать в Улан-Удэ? Последние годы я много работал как композитор, ездил на гастроли, ставил спектакли в различных театрах. Я прекрасно понимаю, что с этим назначением все придется оставить. Театр – это «галера», на которой надо грести ежедневно, иначе она остановится. Кроме того, так воспитан: если где-то нужен – я должен быть там.
Я отдаю себе отчет в том, что если глава республики берет на себя решение кадровых вопросов в культуре, то дело обстоит весьма серьезно. Догадываюсь, какая ответственность лежит на человеке, управляющем республикой, где проживает почти миллион населения, требующего ежеминутного внимания. И если тебе выпадает судьба помочь ему в решении сравнительно небольшой проблемы, значит надо действовать.
– Приближается 100-летие республики. В каком состоянии опера Баира Дондокова, которая была определена по итогам конкурса?
– К сожалению, кроме того небольшого фрагмента, который был показан как этюд на конкурсе, я тоже ничего пока не слышал. В 1988 году на сцене Бурятского театра оперы и балета к такому же юбилею я ставил оперу Виктора Усовича «Ночь умирает с рассветом». Постановка стала ярким театральным событием для республики. Надеюсь, что здесь будет так же. Договор на написание оперы заключен. Баир Дондоков оперу пишет. Я собираюсь ехать в Москву и все это послушать. Это план А. Нужен план Б, если вдруг выяснится, что написанное не соответствует поставленной задаче.
– Вы хотите шедевр?
– А других спектаклей ставить нет смысла. Зачем везти в Москву посредственность? Глава республики сказал: «Решать вам». Мы прекрасно понимаем, что написать настоящую оперу по чьему-либо указу трудно. Проверку временем прошли произведения, которые в советское время создавались вопреки воле партии и правительства.
– В первый день фестиваля «Возвращение» от имени главы Бурятии вам вручена медаль «За заслуги перед Республикой Бурятия», а одной из таких заслуг министр культуры Бурятии Соелма Дагаева назвала восстановление оркестра оперного театра.
– Герой оперы «Руслан и Людмила» обращается к божеству со словами: «Дай, Перун, булатный меч мне по руке». Для меня это актуальная фраза. Я в жизни не имел меча по руке. Меч – это тот оркестр, где я мог бы включать все регистры, все клавиши, соответствующие уровню партитуры.
Привести оркестр в норму – это важнейшая из задач. Оркестр – это фундамент оперного театра. Есть оркестр – состоится любая опера, концерт, спектакль. Когда я приехал сюда полгода назад, в оркестре были 2 скрипки, сейчас – 6, а надо минимум 12. То есть о полном восстановлении говорить пока рано и не только в отношении оркестра. В свое время хор в театре насчитывал 60 человек, сейчас по списочному составу – едва-едва 40.
Я и Алексею Самбуевичу говорил: «…чтобы наступать, нужна армия». Чтобы привлечь бойцов, нужно создать условия, сопоставимые с другими регионами. Идея фестиваля «Возвращение» заключается в том, чтобы вернуть в Бурятию музыкантов, которые учатся сегодня в других городах. Возвращение на родину – это для них лучшая возможность реализовать свои знания и талант.
– И как вы намерены их привлекать?
– Это вопрос не только ко мне. Молодые специалисты остаются в больших городах по привычке. Они готовы жить по два-три человека в одной комнате, работать музруком в каком-нибудь детском садике, но зато в Москве. Я уехал из Москвы, потому что нужен здесь, у меня здесь есть возможность реализоваться. Они тоже здесь очень нужны, и поэтому мы ждем их.
Гости нашего фестиваля из разных городов России почувствовали, что именно здесь, в Улан-Удэ, они получили уникальную возможность играть для широкой публики, выступать с оркестром, общаться с единомышленниками.
Открывая фестиваль «Возвращение», я сказал следующее: судьба способна преподносить внезапные дары. Таким подарком я считаю все три периода моей работы в Бурятии. И этот нынешний приезд убеждает меня, что ничего иного мне в жизни не надо. Здесь мой любимый Улан-Удэ, мой любимый театр, любимый зритель, мои артисты. Вместе мы –сила, вместе мы – народ, республика и вместе добьемся очень многого.
– Удачи вам!
