День беседы с министром культуры республики Тимуром Цыбиковым был примечателен – вместо небольшого катка на площади Советов весь центр города превратился в ледовую площадку. Из-за аварийного отключения ужинать и беседовать нам пришлось частично в потемках. Зато мы были вознаграждены повышенным радушием персонала «Тэнгиса», изысканным салатом из обжаренных на гриле гребешков с грибами «Шиитакэ» под сливочно-сырным соусом, нежной говяжьей вырезкой, обжаренной с опятами в устричном соусе, подмаринованные и обжаренные на гриле ломтики цуккини с воздушным муссом из ветчины, это, во-первых. А во-вторых, все «катаклизмы» нас взбодрили, и разговор получился чуть острее, чем мог бы быть разговор с человеком, пребывающем в расслабленном отпускном состоянии.
– Тимур Гомбожапович, мы вас из отпуска выдернули…
– Да, я второй год беру отпуск в это время, когда основные мероприятия, запланированные на год, уже проведены. Нам осталось только провести «Рождественский фестиваль», но и он уже, как говорится, «заряжен». И бюджет годовой уже тоже освоен, поэтому есть возможность немного отдохнуть.
– Думаю, что обстановка и атмосфера в «Тэнгисе» поможет вам продлить отпускное настроение.
– Да, здесь очень уютно, спокойно, респектабельно. Ресторан «Тэнгис» стал нашим другом и партнером, ведь именно с обеда в этом ресторане начинают знакомство с нашей республикой именитые гости, посещающие наши культурные события.
– Кстати, про бюджет. Вы же финансист, про вас так и говорят: «Цыбиков – бухгалтер и ничего не понимает в культуре и искусстве». Давайте пойдем навстречу людям, поговорим о бухгалтерии, ведь не все понимают, из чего состоит экономика в сфере культуры. Из чего складывается ее финансирование.
– Культура финансируется из федерального, республиканского и местного бюджетов, а также из других источников. Это различные специальные программы, гранты Министерства культуры России, далее идут гранты президентские, творческих союзов, различных фондов благотворительных. Мы стараемся, чтобы наши учреждения культуры участвовали в конкурсах на соискание таких грантов, стараемся участвовать в специальных программах или проектах, таких, например, как «Новое передвижничество». Последнее – это художественно-просветительская программа общенационального фонда развития культуры и защиты интеллектуальной собственности. Стараемся и наш бизнес привлекать к серьезному финансированию проектов в сфере культуры и искусства.
У нас в финансировании учреждений культуры, которые находятся в ведении республиканского Министерства культуры, дефицита нет – на коммунальные расходы деньги есть, фонд заработной платы есть, субсидии на выполнение государственного задания поступают.
Поступают в больших объемах средства из федерального бюджета. Они, правда, все в основном на финансирование наших строек идут – стройки у нас масштабные. Это оперный театр, театр им. Бестужева, в следующем году приступаем к реконструкции Национальной библиотеки. Из республиканского бюджета финансируется реконструкция бурдрамы, репетиционной базы театра «Байкал». В бюджет следующего года заложили средства на разработку ПСД для строительства Национального музея.
– Такое многомодульное финансирование не осложняет жизнь?
– На мой взгляд, нисколько не осложняет. Наоборот, дает больше возможностей, стимулирует. И у нас уже немало примеров. Тот же фестиваль «Голос кочевников. Байкал – Бурятия» или вот грядущий «Байкальский Рождественский фестиваль» – это проекты, осуществленные не только за счет средств Министерства культуры республики, но и при помощи крупных компаний. При поддержке бизнеса в этом году прошел и фестиваль «Ночь ехора».
– Странно, положительные примеры есть, стимулы есть, но общая-то ситуация в целом в культуре не оптимистичная. Только и слышишь постоянные жалобы на то, что денег на искусство и культуру нет, а потому что-либо изменить, что-то придумать и сделать новое, что-то реализовать, подняться на иной уровень совершенно невозможно! Этот стон уже стал каким-то эпическим, таким же вечным как плач Ярославны. Вам не кажется, что пора уже опомниться? Времена изменились, давно уже надо выйти из образа вечных нищих.
– Да, времена изменились. Я думаю, что этот, как вы говорите, «плач», это инерция 90-х годов. Все-таки самочувствие любого человека во многом зависит от того, насколько он оценен. А в нашей сфере, в сфере культуры, до сих пор едва ли не самая маленькая зарплата. В образовании и здравоохранении изначальный уровень оплаты труда выше. Кроме того, у нас в результате административной реформы сельские учреждения культуры оказались на балансе местных органов управления, а у них, действительно, денег на культуру в должном объеме нет. А иногда и вообще ни в каком объеме нет…
Отсюда и возникает ощущение неблагополучия. Но это районы, и от них, кстати, такой плач редко когда можно услышать. А вот в городе – да. Хотя вот я сказал, что зарплата маленькая, но вот уже два года у нас новая система оплаты труда, которая позволяет платить больше. Эта система уводит работников искусства от уравниловки: кто больше занят, тот больше и получает. Беда в том, что фонд стимулирования маловат. Но вот это и есть задача директоров, управленцев – увеличить этот фонд за счет повышения доходов учреждений, введения новых видов услуг, эффективного использования средств, привлечения молодых, талантливых. Так что и тут, как видите, есть возможность избавиться от «образа вечных нищих».
– А вам не кажется, что эта инерция 90-х, этот образ вечно несчастной, нищей культуры, это уже просто прикрытие элементарной лени? Ведь так удобно ничего не менять, ничего не делать и только загибать пальцы – у нас нет того, этого, пятого-десятого.
– Вы знаете, 90-е годы сказались, прежде всего, еще и тем, что у нас сейчас в коллективах учреждений культуры – в театрах, библиотеках, музеях – нет поколения 40-летних… Есть молодежь, вчерашние студенты, и есть люди предпенсионного возраста. А связующего звена между ними нет. Потому что тогда те, кому было чуть за 20, а сейчас чуть за 40 лет, ушли из сферы культуры. Ушли, как говорится, на рынок… А те, кто в те годы определялся с выбором профессии, они и не пришли в эту сферу. Профессии, связанные с искусством, с культурой, тогда не рассматривались как перспективные.
А сегодня мы, безусловно, ощущаем в нашей культуре нехватку этого поколения. Не отдельных его представителей, они, конечно, есть. А именно поколения – массива. Я думаю, что поэтому у нас сейчас в культуре не так много людей, чувствующих время, инициативных, активных, желающих изменить ситуацию к лучшему, знающих, как это сделать, и, самое главное, желающих работать, работать по-настоящему творчески.
Более того, мы сейчас испытываем острую нехватку не то что креативных людей, у нас не хватает элементарно квалифицированных кадров. По республике на сегодняшний день 40% работников культуры не имеют профильного образования, то есть почти половина. И, конечно, это не может не сказываться на ситуации в целом.
– Тимур Гомбожапович, став министром, вы заявили о том, что надо менять психологию людей, работающих в сфере культуры, менять их отношение и к себе, и к делу. Полгода назад в интервью «НБ» вы говорили, что самая большая проблема в культуре – это отсутствие идей и креативных, творческих людей. А с какими ощущениями вы завершаете этот год? Что-то изменилось в нашей культурной ситуации?
– Конечно, изменилось. За эти полгода появились новые люди, они приходят потихоньку во все учреждения – в театры, музеи, библиотеки. Меняются и те, кто уже давно работает в нашей системе. Возможно, не так быстро, как хотелось бы, но, тем не менее, это происходит. В связи с чем, полагаю, уровень мероприятий, которые проводятся под грифом «Министерство культуры» стал гораздо выше, масштабнее, качественнее. И самое главное, посетителей наших культурных событий, которые приходят в наши учреждения, стало больше, их приход стал осознаннее и благодарность искреннее. Это тоже воодушевляет работников сферы культуры, дает им понять, что их усилия вознаграждаются, приносит уверенность в своих силах.
