В Пекине 8 ноября откроется XVIII съезд Компартии Китая, который оформит переход власти к «пятому поколению» руководителей КНР, от команды Ху Цзиньтао к заместителю председателя КНР Си Цзиньпину и его людям. Насколько отлажен механизм передачи власти раз в десять лет от одного поколения к другому и как отразится на отношениях с Россией смена китайского руководства, «Газете.Ru» рассказывает член-корреспондент РАН, бывший замглавы Института мировой экономики и международных отношений Геннадий Чуфрин.
– Кто такой Си Цзиньпин, какое направление среди китайских политиков он представляет? Какие отличия будут в его руководстве по сравнению с десятилетним правлением Ху Цзиньтао?
– Это очень сложный вопрос. Дело в том, что новое руководство Китая, которое предполагает, что оно будет избрано на съезде, представляет традиционное партийно-государственное ядро китайской Компартии. В этом смысле дается вполне определенный сигнал, свидетельствующий о преемственности политики, которая проводилась в Китае на протяжении последних трех десятилетий. Не приходится ожидать, что будут какие-то резкие кардинальные изменения, хотя в принципе перемены будут.
Эти перемены в основном будут касаться внутренней политики. Здесь, как мне думается, существует консенсус на уровне высших органов китайского руководства. Не приходится ожидать изменений ни в отношениях с Россией, ни в отношениях в соседями Китая, ни в отношениях с США. Все будет идти в уже апробированном русле или, к сожалению, как в отношениях с США, в том ключе, который еще предполагает необходимость взаимопонимания. Как бы то ни было, здесь я особых изменений не вижу.
Что касается внутренней политики, то здесь возможны различные варианты. Сейчас трудно сказать, какая программа будет в конечном счете принята, но я думаю, что речь пойдет о том, какова будет роль партийного руководства в непосредственном управлении экономикой: будет ли это руководство усиливаться, как этого хочет левое крыло нынешнего руководства, или, наоборот, руководство экономикой будет носить прагматический характер и осуществляться на уровне соответствующих компаний, предприятий, банков и т. д. Вот это главная точка бифуркации между нынешним руководством и тем, которое, как ожидается, будет избрано.
– Насколько стабильным оказывается механизм ротации высшей власти раз в десять лет? Могут ли после окончания нынешнего цикла группы во власти, которые окажутся отодвинутыми от реального руководства, предпринимать шаги к возвращению влияния?
– Мы тут становимся на зыбкую почву угадывания. Я думаю, что за последние годы эта формула смены высшего руководства страны и партии себя в основных чертах оправдала. В основном следует ожидать преемственности этой формулы, но, конечно, не в полном объеме, не механически. Развитие общества неизбежно приведет к тому, что появятся новые группы, новые интересы, новые лоббистские объединения, которые будут рассчитывать и требовать большего внимания к себе и к тому, чтобы их интересы нашли отражение в высших органах государства.
– Насколько опасны перспективы нарастания вооруженного присутствия в Юго-Восточной Азии как со стороны Китая, так и со стороны США? Как будет Китай позиционировать себя на международной арене для собственных граждан?
– Я могу ошибаться, но уже ближайшее будущее рассудит: я полагаю, что нынешний всплеск ура-патриотизма с милитаристским оттенком в действиях Китая в Южно-Китайском море носит характер предсъездовского мероприятия, когда и членам партии, и обществу нужно продемонстрировать, какие они защитники национальных интересов Китая. Уже сам ход событий показывает, что Китай отнюдь не в выигрыше от всего этого дела. Последние события способствовали консолидации внутри Ассоциации стран Юго-Восточной Азии на антикитайской основе и открыли зеленый свет для возвращения США в этот регион. Китай должен был меньше всего рассчитывать на это, но он это сделал и получил, что получил. Думаю, новое руководство Китая не сразу, не демонстративно, но снизит свою тональность в этом плане.
И еще один момент. Китай сейчас очень обострил отношения с Японией. Вообще территориальная проблема с участием Японии достаточно остра и в отношениях с Кореей, и с Тайванем, и с Россией, и это второй момент, который Китаю предстоит как-то решать. Этот конфликт, который сейчас разросся до неприличных масштабов, тоже, скорее всего, будет переведен на дипломатический уровень, потому что бряцанье оружием и посылка сторожевых судов ни к чему хорошему не приведет.
И третье. Что касается США, я думаю, что сейчас американское руководство может только тихо аплодировать действиям Китая, который дал предлог и возможность возвратиться туда, куда американцам было бы трудно вернуться. Китаю нужно тщательно продумать все «за» и «против» и, учитывая особый характер отношений с США, которые в значительной степени определяются взаимной экономической заинтересованностью, найти ту формулу, которая позволила бы снять нынешний уровень напряженности, постараться его притушить.
– Какие, по-вашему, перспективы экономики у Китая в зависимости от прихода второй волны всемирного кризиса?
– Китайская экономика, которая в значительной степени зависит от мирового рынка, не может оставаться бесстрастной по поводу тех событий, которые происходят и, видимо, будут обостряться в следующем году. Я полагаю, что Китай разработал некую формулу реагирования на подобное развитие ситуации, которая предполагает, во-первых, увеличение роли внутреннего спроса в национальной экономике. Во-вторых, Китай постарается нормализовать отношения со своими партнерами в Азиатско-Тихоокеанском регионе и не только. Китай также будет развивать отношения с теми партнерами, с которыми сейчас у него наметились, но пока не достигли пределов размеры товарооборота. Например, в отношениях с Индией: сейчас, по имеющимся прогнозам, рост товарооборота с Индией может превысить отметку в $100 млрд. Будет проводиться свойственная Китаю достаточно гибкая политика сочетания всех внутренних возможностей и стремления укрепиться на тех рынках, которые они сейчас осваивают – и в Африке, и в Латинской Америке, и в Азии.
Много ли угроз такому развитию? Много. Много ли угроз, которые сейчас трудно просчитать? И это тоже так: наряду с сугубо экономическими вызовами существуют вызовы, связанные с происходящим обострением международных политических отношений. Достаточно упомянуть феномен Ирана, чтобы понять, что я имею в виду. Сейчас ожидать, что китайское руководство имеет ответы на все ситуации, нельзя, но я уверен в том, что они будут в состоянии найти адекватные ответы, достаточно гибкие, на появляющиеся угрозы.
– Каковы перспективы товарооборота между Россией и Китаем? В чью сторону будет смещаться баланс?
– Товарооборот растет. Видимо, этот рост будет продолжаться и дальше. Но этот рост вряд ли может вызвать у нас однозначную оценку, потому что он в основном происходит за счет торговли сырьевыми товарами, энергоносителями. Сейчас мы расширяем экспорт нефти, мы можем в дальнейшем расширить экспорт газа и электроэнергии. Все это замечательно, если говорить о сугубо цифровых показателях. Но нас такое положение никак не может устроить. Сейчас 2012 год. За какие-то 12 лет доля машинооборудования в нашем экспорте в Китай упала с 26 до 2%. Это совершенно недопустимая ситуация. Тут виноват не Китай, тут виноваты мы сами. Нет каких-то ограничительных мер со стороны Китая, на которые мы могли бы пожаловаться, что нас не пускают на китайский рынок. Нет, мы просто проигрываем конкурентную борьбу.
Нам нужно, с одной стороны, продолжать ту линию, которую мы проводим в атомной энергетике, но, с другой стороны, нам необходимо (и в этом есть определенные перспективы) создавать какие-то совместные корпорации – технические, научно-производственные. Ведь Китай сейчас осуществляет масштабную программу по модернизации северо-западных районов, там, где еще в свое время, в 1960-х годах, Россия оказывала массированное содействие Китаю в создании промышленности в этих районах. Но эта промышленность уже безнадежно устарела, Китай уже несколько лет как приступил к осуществлению программы модернизации этих провинций, и здесь, насколько я знаю, Китай в общем готов к тому, чтобы осуществлять сотрудничество с нами. Вот это тот шанс, который нам очень желательно было бы использовать. Конечно, ничего нам на блюдечке с голубой каемочкой никто не даст, но, по крайней мере, это одна из тех сфер и областей, где мы могли бы сотрудничать с Китаем, в том числе в плане обмена индустриальными товарами, технологиями и так далее.
– Есть ли надежда на то, что баланс сместится с продажи углеводородов на что-то более технологичное? Кто в России принимает решения о политике в отношении Китая?
– Ответ очень прост: президент. Решения принципиальных стратегических вопросов у нас, слава богу, без решения президента страны невозможны. А дальше идет к тому, кому это поручается. У нас сейчас создано министерство, которое занимается вопросами Дальнего Востока во главе с Виктором Ишаевым, который был длительное время губернатором Хабаровского края. Это и правительство как таковое во главе с премьер-министром Медведевым. Есть много всяких инстанций, но в основном, вот, например, во время состоявшейся недавно во Владивостоке сессии АТЭС, Владимир Владимирович Путин неоднократно говорил о том, что мы намерены в ускоренном плане развивать отношения со странами Азиатско-Тихоокеанского региона, в том числе, может быть, и в первую очередь с Китаем. Сейчас Дмитрий Анатольевич Медведев, находясь в Лаосе, тоже говорил о том, что для нас развитие отношений с АТР, включая, конечно, Китай, это приоритетное начало. Понимание есть. Нужно это понимание транслировать в реальные дела и проекты и заинтересовать Китай в том, чтобы они с нами активно сотрудничали, не только покупая наше сырье.
