Прошло два месяца со столь взбудораживших многих улан-удэнцев гастролей Государственного академического театра имени Евгения Вахтангова (г. Москва). Волнения и шум, произведенные сенсацией, вроде бы затихли и улеглись, как разбежавшиеся круги от брошенного в зацветшую воду затона камня.
И всё же хочется надеяться, что ошеломительный эффект вахтанговских гастролей не забывается, заставляет по-новому взглянуть на осточертевшие еще со школьной скамьи хрестоматийные первоисточники, перечитать и подумать над ними. С другой стороны, прошедшие гастроли побуждают обратить внимание на репертуар и профессиональный уровень местных художественных коллективов – тоже академических, со сплошь и рядом титулованными высокими званиями артистами, - ведь, как известно, всё в жизни познается в сравнении.
Поразили воображение и потому запомнились в спектаклях вахтанговцев новизна и свежесть сценического решения в подаче материала; острота и одновременно доступность в адаптации для современной пёстрой, неравной в культурном развитии публики серьезного и глубокого содержания. Убедительна стилевая манера этого театра – прямая и открытая трансляция зрителю сложного внутреннего состояния героев в их мучительных поисках правды и смысла человеческой жизни. И, наконец, подлинным откровением для нашей публики стали легко и виртуозно продемонстрированные гостями формы и приемы современного театра: блеск и пластическое совершенство актерской игры; музыкальность и свободное владение певческим голосом наряду с самым разнообразным инструментарием; безукоризненная слаженность сценического ансамбля и ясно ощутимая сосредоточенная и дисциплинированная устремленность всего театрального коллектива (постановочная группа, артисты, вспомогательный состав) на полную творческую самоотдачу, на раскрытие глубинной проблематики ставшего для всех нас насущным на опасном историческом переломе наследия великой русской классики XIX века. Оно одно, пожалуй, способно дать нынешним россиянам разных возрастов, национальностей и социальных групп ясные ответы, утешение и нравственную опору.
Живой отечественную и мировую классику способен донести до публики только по-настоящему живой театр. В ноябре 2011 г. вахтанговцы отметили 90-летний (!) юбилей, а в октябре текущего года – 100-летие своей Школы- студии (ныне Театральный институт им. Б. Щукина). Используя гётевскую метафору, скажем, что вахтанговское «древо жизни пышно зеленеет»: сохранны крепкие корни в виде традиций, в которых превыше всего ценится отношение к делу – к спектаклю - как к празднику жизни в движении, росте и постоянном развитии. По-прежнему густа крона с обильно заложенными почками – это уникально талантливая труппа, пополняемая выпускниками собственной Школы. Такое гарантированно высокое качество творческой жизни было бы трудно удержать в наши зыбкие времена без таланта, воли и работоспособности нынешнего главного организатора дела – художественного руководителя и режиссера Римаса Туминаса с его сплоченной постановочной группой (сценограф, композитор, художники по свету и гриму, звукорежиссер). Артисты и публика едины во мнении, что обретение театром такой команды единомышленников – редкая большая удача.
Из восьми гастрольных спектаклей выделяются своей актуальностью и смысловой доминантой два – это инсценировка романа в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» (1823-1831 гг.) с драматическими поворотами судеб его юных героев (старшему из них Онегину всего 26 лет) и такая же далекая от привычных штампов и оригинальная постановка пьесы А.П. Чехова «Дядя Ваня. Сцены из деревенской жизни» (1896 г.). В широкую временную историческую рамку – начало и конец XIX века - заключена философски осмысленная панорама прежней русской жизни с ее медлительным ходом, основательным укладом, разнообразием природы и в особенности с мистической поглощающей силой бесконечного зимнего пространства. На этом спокойном фоне сталкиваются и кипят человеческие интересы, характеры, страсти с прямой аллюзией в современность. Возьмем, к примеру, события из пьесы Чехова. Ее главный герой – дядя Ваня – потомственный дворянин, сын сенатора. Даровитый, умный, благородный сердцем и душой, он к 47 годам обнищал и оскудел физически, морально, духовно. Нежданный приезд супружеской четы Серебряковых и вынужденное обстоятельствами пребывание рядом с ними открывает ему глаза на жестокую правду: жизнь истрачена впустую, бессмысленно и бесполезно, поскольку добровольно пожертвована кумиру, зятю – ничтожеству и напыщенной бездарности. Не правда ли, достаточно расхожая, даже типичная для наших дней ситуация?! Прозревший герой запоздало и нелепо бунтует, неумело стреляет в погубившего его жизнь отставного профессора (народный артист РФ В. Симонов), недолго лелеет мысль о самоубийстве, но вскоре смиряется и возвращается к привычному служению – труду всё на того же Серебрякова! (великолепна филигранно- отшлифованная в оттенках трагифарса актерская работа народного артиста РФ С. Маковецкого).
Реализм в показе дисгармонии русской действительности жестко прочерчен в единую линию трагически несчастливой судьбы всех главных действующих лиц в обоих спектаклях. Исключение составляют лишь второстепенные персонажи. В «Дяде Ване» это, к примеру, старая барыня – гротескно-шаржированный типаж из 1860-х годов с их наивным упованием на прогресс науки, освобождение женщин и прочая, как панацею от бед. Она – вдова сенатора и мать главного героя – поразительно бесчувственна к страданиям сына, поскольку боготворит зятя – профессора (ее роль блистательно исполняет народная артистка РФ Л.Максакова). Главные же лица в обоих спектаклях мечутся в душевных муках, одолеваемые одиночеством и депрессией, окруженные стеной непонимания. Представители разных возрастов, поколений и эпох одинаково тщетно бьются по определению Достоевского «проклятыми, вечными вопросам русской жизни»: кто виноват, что делать, как жить?
Верный ответ и выход из жизненного тупика оказывается по силам только Татьяне Лариной – натуре цельной и чистой, укорененной в национальную почву и потому имеющей высокие понятия о любви, о долге женщины. Ф.М. Достоевский в своей знаменитой и доныне актуальнейшей Пушкинской речи, произнесенной 8 июня 1880 г. в дни торжеств по случаю открытия памятника поэту в центре Москвы, утверждал, что Татьяна – «это тип положительной красоты, это апофеоз русской женщины». Как, однако, поучительно и наглядно произошло снижение идеала женской красоты в конце XIX века: с духовных высот к образу одновременно опасной и глубоко несчастной хищницы Елены Андреевны – молодой жены профессора-пенсионера (ее двойственность и несчастливость замечательно тонко и точно раскрыла исполнительница роли заслуженная артистка РФ А. Дубровская). На сцене был воплощен тип красоты пустой и бесцельной, мающейся от скуки и безделья, чуждой всему и самой себе, и потому фатально всюду вносящей своим появлением разлад, горе и разрушение. От подобного типа женщин то же – не только от западной масскультуры - тянется в наши дни дорожка к растиражированному и набившему оскомину идеалу гламурной красоты.
Запечатлелась в памяти и вырастающая до символического значения фигура последнего отъезжающего из порушенного домашнего гнезда Войницких доктора Астрова – единственного друга дяди Вани и Сони (исполнитель – заслуженный артист РФ В. Вдовиченков). Он также единственный в пьесе светлый и позитивный персонаж – человек большой души и созидательного настроя. Восстанавливая погубленные в уезде леса, терпеливо выращивает в собственном питомнике всё новые саженцы, безвозмездно лечит бедняков, обустраивает и всячески облагораживает окружающую жизнь не только для себя, но и для будущих поколений. И вот в финале спектакля на этого безотказного работника навьючивают столько поклажи из орудий и предметов труда, что зримой становится его судьба: он непременно вскоре надорвется и рухнет под непосильным бременем. Не наблюдаем ли мы повседневно эту типично российскую черту не бережливого, хамски расточительного отношения к человеческому ресурсу – главному капиталу страны?
Перед отъездом Астрова дом дяди Вани наконец-то покидает чета Серебряковых. Трагикомический эпизод прощания сопровождается демагогически велеречивым назиданием профессора. Намедни он изводил домочадцев жалобами на подагру и бесконечными ночными приступами. Теперь же бодро и высоко подпрыгивая и крепко постукивая моложавыми упругими ногами, поучает окружающих: «Дело надо делать!». В выразительной немой сцене ступора у изумленных провожающих ему громко и убежденно вторит эхом только старая барыня-бездельница: грустная чеховская ирония над жизнью обретает здесь язвительный, желчный вкус гоголевского сарказма «со смехом сквозь слезы».
Таким образом, впечатлений от вахтанговских гастролей осталось множество, однако хочу остановить внимание читателей хотя бы на одном выводе. Настоящий живой театр – не имитация, либо подделка – слышит, чувствует и видит проблемы и боль своего времени и своей страны, и помогает поставить диагноз, чтобы найти выход. Не в этом ли проявление истинного патриотизма?
Основоположник русского классического театра А.Н. Островский (1823-1886) неспроста утверждал, что «театр создает нацию». Его пьесы зарождались в московском Малом театре, который современники уважительно стали величать «Вторым московским университетом». Затем эти пьесы расходились по всему огромному российскому пространству, просвещая, воспитывая и направляя народ на нравственно-достойную созидательную жизнь. Гастрольные спектакли вахтанговцев живо напомнили нам подзабытое функциональное назначение театра (впрочем, и других художественных организаций) – это проводник гуманистических идей национального и мирового культурного наследия, «кафедра, с которой много доброго можно сказать людям» (Н.В. Гоголь, 1809-1852).
«Мертвые» же театры и некоторые другие «площадки культуры», являя собою балласт и одну из многих «черных дыр» российского бюджета, изощряются в имитации якобы полезной обществу деятельности, виртуозно манипулируют пустыми словами в превосходной степени, а на деле трансформировались в элементарные «объекты кормления». Как знаковое явление, а вовсе не очередная новация воспринимается мною броская афиша с разъятым на части словом «Фил-арм-они-Я». Это диагноз состояния профессиональной культуры в республике Бурятия, деградировавшего десятилетиями и увенчанного «триумфальным тупиком» – пятилетним руководством Минкультом РБ Т.Г. Цыбикова. В этом знаковом для характеристики нынешнего времени расчленении названия учреждения слово - следовательно, его содержание, цель и смысл - кардинально отведено от своего первоначального значения: «люблю гармонию» – то есть люблю согласие, соразмерную стройность и единство.
