Статью «О событиях и словах сущностных и пустых» от 24 ноября 2014 г. – вовсе не заказную и проплаченную – я задумывала в двух частях, выстроенных на сопоставлении и контрасте в искусстве ценностей подлинных и мнимых. Однако после знаковой юбилейной драки в оперном, ославившей республику на всю страну и в который уже раз отметившей её в негативном реестре, я вынуждена была отказаться от плана, дабы не подливать масла в огонь.
Волнения и шум, произведенные местной сенсацией, вроде бы улеглись, болото успокоилось и все же поневоле вновь и вновь приходится удивляться точности жизненного наблюдения, закрепленного на века в народной пословице: «В болоте жить хоть тихо, да лихо». Если проблемы не решаются, а задвигаются глубже на дно, то дышать губительными парами застоя становится одинаково трудно всем – старым и молодым, богатым и бедным, начинающим и завершающим профессиональный путь. Думаю, что потребность высказать своё видение проблемной ситуации, прояснить собственную позицию и предостеречь молодых от неверных шагов становится сегодня насущной не только для меня.
С другой стороны, необходимость объясниться открыто по ряду вопросов возникает из-за целенаправленных недоговоренностей, либо фигур умолчания; из-за нетерпеливых критических наскоков на поколение предшественников, обвиняемое огульно и единым чохом в создании нынешнего кадрового голода в культуре и искусстве РБ (см. статью Т. Николаевой «Про красивых и умных» в Байкал-Daily от 9.02.2015 г.). Задаются тревожными вопросами и часть театрально-концертной публики, отдельные читатели республиканских газет и представители слушательской аудитории Городского радио 1990-х гг., помнящие мои и совместные с музыковедом Н.Ц. Цибудеевой материалы: люди спрашивают, почему мы не подготовили себе достойную смену?
Вопреки утверждению упомянутого театроведа, озвучившей кулуарные разговоры из Минкульта РБ, а также мнения руководителей критикуемых нами учебных и творческих организаций, у меня и, надеюсь, у глубокоуважаемой Н.Ц. Цибудеевой нет личных обид и претензий к вышестоящим инстанциям. Каждая из нас больше сорока лет потрудилась на педагогической и музыкально-общественной ниве родной республики. Работали в радость и удовольствие, развивая собственный интерес к профессии и способности. Я даже не заметила, как пролетели эти десятилетия, но огорчаюсь, видя вокруг нулевой коэффициент полезного действия. В душе, однако, теплится надежда на то, что наши ученики продолжают растить музыкальное дело. И всё же, на финише приходится признать, что во всех своих инициативах и проявлениях творческой активности я была словно обложена глухой ватой, связана по рукам и ногам: чутко бдили со всех сторон «опасного демагога», держали под лавкой и не пущали! Когда в 1995 году удалось один раз сделать вступительное слово в оперном театре перед концертом, посвященном Брамсу и Моцарту, с первых рядов партера неслось дружное шиканье и захлопывание всех четырнадцати училищных музыковедов. Еще один уже дневной концерт из музыки бурятских композиторов удалось провести в филармонии, контракт с которой был тотчас прерван по настоянию тогдашнего худрука В.А. Усовича. В конце 1990-х и все 2000-е годы республиканские пресса и радио дружно отклоняли мои рецензии и просветительские материалы по отечественной и мировой музыкальной культуре, мотивируя отказ «не форматом» - не совпадением с узко-региональной направленностью тематики.
Общество должно иметь представление о специфике профессии критика. Способность к аналитическому суждению и гражданская страсть к просвещению массовой аудитории кристаллизуются далеко не во всякой личности постепенно – где то к 40 годам – вместе с профессиональной зрелостью и долгим обретением внутренней свободы: вот почему в образованной среде статус критика дефицитен и ценится высоко. Дарование это штучное и ответственное так же, как подлинный художественный дар. И вина, и беда нашей республики в том, что на её почве не привилась правильно, а уродливо деформировалась работа по качественному отбору и развитию творческих кадров, начатая в 1930-40-е годы специалистами-посланцами из музыкальных центров страны. В далёкой Бурятии они успели только заложить основы профессионального образования и искусства с опорой на вечные жизненные максимы. «Дарование – это поручение», - постоянно напоминал себе самый глубокий лирик из поэтов пушкинской плеяды Е.А. Баратынский. Сам Пушкин отзывался о нём в литературном обзоре с исключительным почтением и приязнью: «Он у нас оригинален, ибо мыслит».
В застойные 1970-80-е годы наличие диплома и высокого покровителя сразу выделяло их обладателя, независимо от способностей и таланта. Занятие искусством высоко котировалось как дело чистое, благородное, всегда на виду. Тогда деформировалось такое жизненно важное понятие, как верное целеполагание: во-первых, потребность полностью раскрыться в выбранной профессии как в своем главном жизненном предназначении; во-вторых, стать подотчетным и ответственным перед самим собой, обществом, Богом и судьбой. Вместо этого, в людях искусства возобладало стремление не «быть», а «казаться»: знаменитым, талантливым, востребованным. Стали необходимыми совсем другие свойства – полезные связи, пролазность, конформизм – для того, чтобы скорее заполучить звания, оклады, доступ к спецснабжению и т.д. Многие заторопились услужить и «назваться груздем», но вовсе не спешили «лезть в кузов», - то есть нести ответственность за дело и за себя. Этот вектор устремлений сохранился доныне и, к сожалению, даже окреп в последние годы, благодаря руководителю культуры РБ, молодому «эффективному менеджеру» Т.Г. Цыбикову.
В отличие от большинства мнений я не склонна винить во всех бедах и грехах в названной сфере одного единственного министра, потому что процесс деградации развивался десятилетиями ещё до Цыбикова. Однако согласна с тем, что именно он отладил до виртуозности механизм подмены дела его имитацией. За триумфальным, звонким фасадом трескучих премьер, фестивалей и различных гала он мастерски драпирует разложение и деморализацию творческих коллективов. Создает иллюзию скольжения в мировом тренде якобы лучшими спектаклями, уникальными проектами и т.п. На бумаге отчетов это, безусловно, впечатляет самим количеством и духоподъёмностью прорывов к признанию и успеху, феерическим вертикальным взлетом и фонтанированием, как из рога изобилия, юных дарований и коллективов. Остановимся на одном показательном примере. Не успел еще оформиться и определиться в своей стилистике и индивидуальном исполнительском почерке долгожданный Молодежный камерный оркестр, как уже раздаются хвалы и фанфары, нетерпеливо истребуются от критики восторженные славословия, за которыми ожидается обязательный дождь из премий и стипендий, званий и наград. А то неизбежное следствие, что ранние плоды-скороспелки и вовсе непригодны к употреблению, что мгновенная, громкая слава кружит неокрепшие головы и сворачивает мозги набекрень, что она скоро пресыщает и губит на корню естественный рост дарований – все это для чиновников не имеет значения: они поднаторели в другом искусстве (манипулировать, творить иллюзии и миражи и т.д.).
Вернёмся к реальным фактам. Например, к благополучно погребённому в забвение детищу Минкультуры РБ – школе для одарённых детей. Она совсем немного не дотянула до своего двадцатилетнего юбилея. Кто в профильном министерстве озаботился проанализировать причины неудачи? Кто подсчитал расходы и отчитался за бесплодную растрату бюджетных средств? Ведь на обеспечение её материальной базы, на без малого двадцатилетний фонд зарплаты, на бесплатное обучение вундеркиндов, их познавательные поездки и прочая у городских и сельских музыкальных школ отнималось всё лучшее, возможное и не возможное. Катастрофа главного для РБ образовательного проекта конца 1980-х – начала 2000-х годов явилась объективным показателем уровня и состояния всего профессионального искусства в республике. По здравому рассуждению она должна была пройти в коллективах этап обсуждения и осмысления для того, чтобы люди очнулись от наваждения лжи, стряхнули с себя балласт равнодушия и лени, тину посредственности – всё то, что великий писатель М.А. Шолохов ненавидел и обличал как агрессивный серый цвет, поглощающий всё яркое и самобытное в искусстве и жизни.
Взамен долгожданного оздоровления в культуре и обществе Цыбиков внедрил новый морок бездумного копирования образцов чужих модных поветрий, вкусов и интересов. В мае 2014 года в Большом театре состоялась премьера оперы Моцарта «Так поступают все женщины», поставленная сборной европейской командой. Бледный отсвет той же оперы, как двухдневный мираж, явился у нас уже осенью того же года, не взирая на ограниченные реальные возможности оперной труппы, на её насущные потребности и нужды.
30 декабря того же года на новой сцене Мариинского театра прошла премьера оперы «Тоска» Дж. Пуччини в знаменитой постановке Пола Карана, с блистательными Татьяной Сержан и Марсело Альваресом под управлением В. Гергиева – обойденной питерской команде незамедлительно была предоставлена возможность самовыразиться, утешиться и подзаработать в той же опере на сцене нашего театра. За семь лет своей деятельности министр не удосужился вникнуть в перезревшие проблемы флагмана бурятской культуры. Возьмем, к примеру, одну из них – острую нехватку в репертуаре произведений русской классики. Не говоря уже о потребностях публики (развитие исторического самосознания, укрепление единства нации и любви к родине и т.д.), отечественная классика открывает молодому коллективу возможность сосредоточенной работы над близким и понятным текстом для овладения его глубинами. Только в условиях серьёзного и целенаправленного труда формируются навыки того осмысленного и выразительного интонирования, недостаток которого у наших исполнителей и слышен, и виден на сцене, как главный профессиональный изъян, свидетельствующий об отсутствии школы. Здесь имеются в виду практически все – солисты, концертмейстеры, хор и, в особенности, оркестр.
На мой взгляд, большая доля вины за тактические и стратегические ошибки министра культуры РБ лежит на его главном консультанте, музыковеде Т.Б. Дугаровой. В своё время, не дожидаясь закрытия, она дальновидно перебралась из школы для одарённых детей в министерство. С конца 2000-х годов я храню в качестве перлы бюрократической отписки холодно-надменный отказ Дугаровой на мои предложения Минкульту наладить просветительскую работу, оживить в театрах общение и сотрудничество – это необходимое движение кровотока укрепляет профессиональное сообщество, как продуктивную среду. Тогда же, помнится, я предлагала подобрать и подготовить смену молодых музыкальных критиков. Об очередном образчике административного рвения Дугаровой рассказывается в статье Т. Николаевой «Фронтовичка» - заслуженная, выстраданная в кабинетных боях победа» (Байкал-Daily от 18.04.2015). Зато амбициозному, но поразительно невнятному и беспомощному с профессиональной стороны режиссёрскому дебюту С. Жамбаловой «РомеоДжульетта» (в одно слово); с претензией улучшить Шекспира и укоренить его в бурятскую почву, сведя проблематику любимейшей на всех континентах и самой знаменитой наряду с «Гамлетом» трагедии на уровень бытовой семейной дрязги, - так вот, этому чудовищному мегамиксу с неуместными и невежественными хохотками (!) бурятского патера Лоренцо над именами Шопена и Прокофьева господин министр и музыковед (!) Т.Б. Дугарова дали с энтузиазмом зеленый свет, обеспечив привычную предпремьерную шумиху и покрасовавшись перед телекамерами. Когда я услышала высказанное на пресс-конференции вполне всерьез переводчиком на бурятский язык Н. Шабаевым недоумение – зачем Шекспиру понадобилась смерть всех персонажей (?!), как говорится, комментарии стали излишни…
Завершаю материал ещё несколькими замечаниями относительно оперного театра. Художественный руководитель балета Морихиро Ивата прав: в отсутствие конкуренции лет через 10 на сцене оперного вместо бурят будут танцевать японцы, корейцы и китайцы (см. интервью в «Новостях Улан-Удэ и Бурятии – МК» от 27.04.2015). К этому справедливому выводу следует добавить, что вокалистами и оркестрантами в оперных спектаклях будут монголы, - все движется к тому. Спрашивается, нужен ли республике такой театр? Другой вопрос: в этом определившемся векторе и состоит весь итог руководящей деятельности наследницы отцовского дела Д.Л. Линховоин?
Действительно, многие современные театры обходятся без стационарных солистов и постановочной группы, приглашая на определенный срок извне новые команды со свежим взглядом и голосами. Однако ни один концертмейстер в мире при всех воображаемых возможностях и амбициях не сможет заменить собой главную – головную! – фигуру в музыкальном театре. Этот единственный Мастер – знающий и авторитетный дирижер. Выясняется, что в течение 30-летнего руководства Линховоин не сумела постичь значения данной аксиомы, хотя открыто «недоумевает» в недавнем интервью, что в стране существует дефицит дирижеров. Напротив, на музыкальном рынке наблюдается их переизбыток как, впрочем, исполнителей других специальностей. Не сумела Линховоин решить взаимосвязанную с вышесказанным проблему нормального функционирования двух опор оперного театра как целостного организма: оркестр и хор должны быть в нем такими же отлаженными, крепкими и надежными в работе, какими для человека являются его здоровые ноги. Сейчас в театре работает фактически один дирижер – петербуржец В.А. Волчанецкий (очередной и главный в одном лице). Он же является главным хормейстером. Тихо, смирно, но без ощутимых результатов он существует здесь лет 15-17. В своих рецензиях я неоднократно и на конкретных примерах обращала внимание на отсутствие в дирижере Волчанецком потенциала и необходимых нашему молодому оркестровому коллективу лидерских качеств в придачу к педагогическим навыкам. За дирижерским пультом в это десятилетие сменилось столько разных лиц, характеров, индивидуальностей, однако неизменной – как дорожный столб – остается его невозмутимая фигура «махальщика».
Немало привычных погрешностей, несовпадений и прочая услышала я на концерте «Гранд классик», состоявшемся 18 апреля. Пожалуй, более всего поразил вялый и неуверенный вид оркестра на сцене, словно пришибленного из-за угла пыльным мешком. Но когда раздалось его жидкое и разбалансированное звучание, а главное – обнаружились вольности с текстом классических партитур, которые позволяет себе Волчанецкий, к примеру, заменив стремительные пассажи струнных в драматической арии Риголетто несуществующими в тексте сольными партиями первой скрипки и виолончели, - всё это вместе взятое непотребство оскорбило меня до глубины души, поскольку перешло границы допустимого в профессиональной сфере. С таким плывуном в оркестровом сопровождении обладатель действительно роскошного и перспективного голоса Г. Ариунбаатар стал фальшивить и по ходу концерта отказался от исполнения коронной для баритонов арии графа ди Луна из оперы «Трубадур» Дж. Верди, анонсированной в программе «Большой классики». Инстинкт самосохранения должен подсказать восходящей монгольской звезде держаться подальше от топкой трясины. А ведь рядом – 2 и 22 апреля – на премьере «Тоски» под управлением Л. Корчмара и в отдельных номерах Гала-концерта IV Международного конкурса вокалистов им. Кима Базарсадаева под управлением итальянца Роберто Сольвалио звучал как будто другой оркестр, хотя в обоих случаях участвовал тот же состав!
