Один мой товарищ, скромный труженик новостного сайта, заглянув в ленту новостей, спросил: «Опять! Это что, весь год теперь будут про Вампилова писать?».
Хороший вопрос. Александр Вампилов утонул в Байкале ровно 45 лет тому назад, 17 августа 1972 года. А 19 августа исполняется 80 лет со дня его рождения (родился в 1937 году. – Ред.) – дата вполне круглая. Однако вопрос все равно возник – и это отличный маркер меняющегося отношения к Вампилову.
Когда-то Вампилов был в Иркутске кем-то вроде Гагарина. Залетевшим в плотные слои советской ледяной атмосферы откуда-то прямо с неба полуангелом с обаятельной улыбкой и загадочно утонувшим в Байкале за два дня до своего 35-летия.
Через 5 лет после его гибели мы поступили на тот же самый филфак ИГУ, на котором он когда-то учился и который окончил в 1960 году. И я отлично помню, как «машина посмертного признания» Вампилова, разогнавшаяся за пять лет после его гибели, наматывала на свои колеса широкие массы иркутских культработников, причем не только в Иркутске.
Комплекс вины перед непризнанным гением из Иркутска был настолько силен, что, например, два моих приятеля могли спокойно прийти во МХАТ, сказать на вахте, что «они из Иркутска студенты-журналисты к Олегу Николаевичу», и их немедленно принимал сам Ефремов в своем кабинете. Распоряжался насчет чая, прочих напитков и закусок, расспрашивал, «как там Байкал», пытливым взглядом крупного и противоречивого советского художника виновато вглядывался в молодые наглые физиономии – только бы не проворонить и ненароком не оставить за порогом очередного гения, который, не ровен час, опять утонет в Байкале. Выпив чаю и понадувавшись в свое удовольствие, «дети генерала Вампилова» отбыли в Иркутск, где потом всем с удовольствием рассказывали, как радушно их принимал сам Ефремов.
Сама смерть Вампилова была тут же переосмыслена. О том, что они с писателем Глебом Пакуловым плыли в Листвянку из порта Байкал (через исток Ангары) за водкой, если и вспоминали, то глухо. При этом как-то само собой разумелось, что выживший Пакулов в чем-то виноват. Он остался держаться за перевернувшуюся лодку, а Вампилов поплыл к берегу и не доплыл – остановилось сердце. И все злорадно поминали потом безутешного Пакулова исключительно в осуждающем тоне («уж лучше бы он утонул, чем Вампилов!», «а, это тот Пакулов, который Вампилова утопил!» и т.д.).
При этом причиной гибели восходящей звезды советской литературы не мог, конечно, быть просто несчастный случай: нет, Вампилов утонул не просто так. Его «забрал Байкал», на все лады писали духовно мыслящие люди – забрал за наши грехи и нам в назидание. Смерть Вампилова выглядела во множестве статей и воспоминаний чем-то вроде наказания, и Байкал в этом сюжете выступал в качестве совершителя какого-то важного божественного замысла. Наказания за наше общее невнимание к таланту, за нашу общую черствость, бесталанность, глупость, измельчание и забвение чего-то важного и духовного – о котором нам кричали, да так и не докричались со сцены герои Вампилова.
Многие наши преподаватели, его когда-то учившие, поминали его в те годы на каждой второй своей лекции. Работавшие в университете его однокурсники (им было тогда по сорок с небольшим) с каждым его юбилеем становились героями многочисленных публикаций, старательно реставрировали и ретушировали совместные фотографии из домашних архивов и писали воспоминания о том, «каким он парнем был». В этих воспоминаниях Вампилов, конечно, был «ни на кого не похож», был «самым талантливым студентом», «отлично пел и играл» на всех музыкальных инструментах и «всегда был душой компании». Еще он все время боролся с чем-то мутным, тяжелым и неопределенным, мешавшим его пьесам быть поставленными и напечатанными. Многозначительно подразумевалось, что носителями этого мутного и нехорошего начала были какие-то особенные «косные люди», которые везде засели и мешали всему хорошему.
Теория косности, подло задушившей драматурга, правда, слегка противоречила теории закономерности его смерти, ниспосланной нам как наказание и в целях просветления. Впрочем, в некоторых головах произошло плодотворное объединение этих двух объяснений гибели драматурга (сопровождавшееся его закономерной в этом случае канонизацией).
И вот, наконец, настало то время, когда упоминание Вампилова чаще, чем раз в году (и это в юбилейный год!), вызывает недоумение даже у иркутских тружеников пера. Вампилов перестал быть «местным Гагариным», перестал вызывать интерес как «иркутский ньюсмейкер», его эфемерная «всемирная слава» больше не воспринимается как что-то безусловное. А воспринимается, скорее, как какая-то нудная обязаловка: «Опять что ли про Вампилова?».
Интересно и то, что за все прошедшие с момента его смерти 45 лет никто и ни разу не попытался «ниспровергнуть кумира» – а попытки ниспровержения это верный признак интереса (и интереса ниспровергателя, и интереса публики). Мне не попадалось ни одного разбора и разноса ни «Старшего сына», ни «Чулимска», ни «Утиной охоты» – видимо, просто они не настолько на слуху у широкой аудитории.
Единственное, чего мне жаль во всей это истории, что до сих пор нет хорошей его биографии. По каким-то обрывкам воспоминаний и его писаний видно, что жизнь Вампилова была настоящим романом. Он был мощный и страстный парень, настоящий художник, достаточно непростой и, наверное, человек с непростым характером, трудно и конфликтно живший, даже рисково живший. И через 45 лет его жизнь все еще ощущается как что-то не до конца омертвевшее, ее еще можно почувствовать и понять отсюда.
Жаль, что такой книги, видимо, уже не будет.
