2 августа в рамках Байкальского информационного форума свою новую книгу «Карымы Бурятии. История и география поселений русско-бурятских метисов» представил известный в Бурятии журналист и писатель Александр Махачкеев. Издание было подготовлено при поддержке комитета по информационной политике администрации главы и правительства РБ. «Новая Бурятия» приводит вводную статью из этой книги и отдельные главы.
Бурятия – это удивительное смешение народов, культур и цветов кожи, а это делает республику и красочнее, и загадочнее. При этом каждый народ, населяющий ее, неоднороден.
Среди бурят есть селенгинские, баргузинские, хоринские, закаменские, ряд племен и родов. Эвенки – это орочены (оленеводы), мурчены (рыбаки), хамниганы (скотоводы), и все они прирожденные охотники. Русские – старожильческие русские или сибиряки, казаки и семейские – старообрядцы. Среди русских есть и карымы – метисы из крещеных бурят и эвенков. В разных районах Бурятии они носят и другие местные названия: крестники, харануты, баргуты и ясачные, а в соседнем Забайкальском крае их зовут гуранами: «…другую группу русских старожилов в Восточной Сибири составили русские Забайкалья, в свою очередь, разделившиеся на несколько групп (гураны, карымы, семейские)» (Русские. Народы и культуры, с. 116).
Так кто же все-таки карымы? «Карымы – забайкальские креолы, образовавшиеся от помеси русских с бурятами, монголами и тунгусами. Таковы почти все жители Приаргунского края. На р. Чикое некоторые карымы успели уже сделаться оседлыми. На р. Аргуни они почти исключительно занимаются контрабандою, отчего во всем Забайкалье кирпичный чай носит еще придаточное название карымского» (Максимов. 2002).
С момента первых встреч русских и бурят межнациональные браки стали практически повседневным и распространенным явлением. Первоначально заселение Бурятии осуществлялось русскими казаками. Поскольку среди них не было женщин, то начался процесс создания смешанных семей. Впрочем, преобладание мужчин среди переселенцев в Сибирь сохранялось и в последующих веках. На территории Забайкалья это происходило без эксцессов, ненасильственным путем, и в этом кроется одна из причин массового характера метисации здесь: «…а за Байкалом явилось целое племя карымов от матерей – буряток и монголок и отцов из сибирских казаков и русских переселенцев» (Максимов. 2002).
Присоединение Забайкалья, где в то время кочевали в основном табангуты, хори, тунгусы, дауры и другие племена, было добровольным. В 1647 году русские казаки достигли ставки монгольского князя Турухай-табуна, кочевавшего с 20 тысячами своих поданных между Чикоем и Хилком. «В знак своей покорности русскому царю князь Турухай-табун предоставил казакам право сбора ясака с 2 тысяч своих улусных людей, которые внесли 50 соболей» (Материалы по истории русско-монгольских отношений, с. 315-321). В Предбайкалье, напротив, конфедерация булагатов, эхиритов, хонгодоров и ряда других более мелких родов оказала долгое и ожесточенное сопротивление Российской империи.
В короткие сроки Забайкалье было усеяно сетью острогов. «Столь быстрое присоединение Забайкалья к России и принятие российского подданства бурятским и тунгусским населением свидетельствовало о том, что крупных столкновений, как в Приангарье, с казаками не происходило» (Залкинд, с. 53-54). Мирный характер присоединения Забайкалья не мог не отразиться на взаимоотношениях пришлого и коренного населения: «Смешанные браки между русскими и бурятами, а частично и эвенками со временем приобретали все более устойчивый характер» (Павлинская, с. 206).
Появлению и распространению смешанных семей способствовали деятели православной церкви, проводившие государственную политику, направленную на удержание русских в Забайкалье. Они также были заинтересованы в увеличении численности своих прихожан. Создание смешанных семей, хотя и не всегда, но требовало принятия православия, которое имело не только духовное, но и политическое, социальное и экономическое значение. Крещеные буряты на три года освобождались от ясака, переходили в разряд крестьян и платили государству повинности, как русские крестьяне.
Крестившись, буряты-мужчины обычно женились на русских женщинах. О том, как это меняло жизнь бурята, писал Д.Анучин: «Он, ссылаясь на Полякова, выходца из забайкальских казаков, пишет, что хотя ясачные и приняли русские нравы и обычаи, однако по типу сохраняют много бурятского: «Бурят, говорит он (т.е. Поляков. – Ф.Б.), вступающий в брак с женщиной, знакомой с русскими нравами, с русским образом жизни, сильно изменяется; он оставляет образ жизни кочевника, меняет юрту, хотя и на плохую, но избу, с окнами, с русской печкой; украшает ее картинами, он забывает национальные кушанья – арсу и тарасун; хозяйка готовит ему все кушанья в печке, печет хлебы, тогда как ни один бурят, живущий в юрте, не имеет для этого ни уменья, ни возможности. Вообще все стремления подобных хозяев направлены к тому, чтобы как можно больше походить на русских. Они исполняют все обряды православной церкви, говорят хорошо по-русски, одеваются в русские одежды и т.п.» (Болонев. Русско-бурятские этнокультурные…).
Кроме создания смешанных семей установлению тесных контактов и родственных отношений способствовали процессы усыновления и удочерения русскими аборигенных детей или же русских детей бурятами. Эти дети в дальнейшем становились проводниками укрепления межэтнической толерантности и создания межнациональных браков. В архивных документах часто встречаются такие фамилии, как Новокрещенов, их носителями были новокрещеные из бурят.
Так, на территории Забайкалья сложилась пестрая мозаика народов, племен и родов, в том числе субэтносов из метисов. «В самом Иркутске и его окрестностях из 10 природных туземных простонародных жителей 4 и даже 5 имели бурятское обличье, брацковатую физиономию. Но особенно типично и выразительно выступал этот брацковатый, монголо-бурятский облик в забайкальском русском народонаселении. Он господствовал там не только в казачестве, крестьянстве, купечестве и мещанстве, но и в туземном духовенстве. Нерчинские духовные воспитанники в Иркутской семинарии большей частью резко отлились своими брацковатыми, бурятскими чертами лиц от воспитанников енисейских» (Щапов А.П. Историко-этнографическая…, с. 431).
К концу XIX века метисы составляли не менее трети населения Забайкалья, пишет Павлинская. С. 205. Она ссылается на иркутского врача П.Г. Мацокина, впервые научно зафиксировавшего наличие монголоидных черт в русском населении Забайкалья: «Население Забайкалья в настоящее время распадается, по официальным данным, на три группы: 1) православные – 65,2% общей суммы населения; 2) ламаиты – 27,5%; 3) раскольники – 6% (прочих же – 1,3%). Метисы входят в 65,2% православных и составляют, по меньшей мере, половину этого числа (Мацокин. 1904: 14)».
Успехи «обрусительного» проекта в Забайкалье были бы еще масштабнее, если бы не противодействие буддизма. Ведь метисация во многом была следствием политики христианизации, которая, в свою очередь, способствовала закреплению региона за Российской империей перед лицом перманентной угрозы экспансии Китая. Как писал Николай Цыремпилов, власти осознавали опасную близость забайкальских бурят к Цинской империи, официально патронировавшей буддизм: «… во многом благодаря альянсу маньчжуров с буддистами Цинская империя обязана своим стремительным восхождением и расширением далеко за пределы ханьской Поднебесной» (Цыремпилов, с. 207-208).
В итоге карымские деревни появились на территории почти всех бурятских Степных дум, а в Хоринской для них было образовано особое родовое управление – Курбинское отдельное общество.
Карымы той эпохи дали немало крупных личностей. «Вторым Верхнеудинским городским головой был купец 2-й гильдии Александр Петрович Лосев (его отец купец 1-й гильдии Петр Дмитриевич был крещеным бурятом)» (Жалсараев, Жалсараева, с. 55), «… потомственный дворянин Анемподист Иванович Разгильдеев – атаман Забайкальского казачьего полка в г. Верхнеудинске и выходец из бурят и эвенков». Его внук Петр Тивуртиевич Трунев – «… краевед, меценат, первый местный декабристовед, занимавший видное и совершенно особое место в общественной и культурной жизни Верхнеудинска» (там же, с. 67). Их успешность факт неудивительный, поскольку в дореволюционный период демографические и хозяйственные показатели «ясачных» в целом превышали показатели бурят. Хотя никаких особых привилегий они не имели (Павлинская, с. 207).
В XX веке ситуация изменилась коренным образом. Как особая этноконфессиональная группа, карымы лишились своего религиозно-сословного фундамента. Однако они не полностью растворились среди русских и бурят, хотя и пополнили их наиболее активными и энергичными личностями.
В Бурятии понятие «карым», а в Забайкалье «гуран», сохранилось до наших дней. Особенно в тех селах, где они проживают совместно с семейскими – представителями другого субэтноса русских. Это Унэгэтэй в Заиграевском и Хасурта в Хоринском районах. «В карымах перед нами в наиболее открытой и яркой форме предстает лишь одна из линий этногенетических процессов в Байкальском регионе, отражающая ту роль, которую сыграли русские в становлении бурятского этноса» (Павлинская, с. 208). Но метисация не завершилась на карымах, на их место пришли другие метисы…
Советская власть снесла сословные, религиозные и национальные перегородки. Совместная жизнь начиналась в родильных домах, продолжалась в детсадах, школах, на танцплощадках и работе – колхозах, фабриках и заводах, а завершалась на общих кладбищах. Перемещение и смешивание больших масс населения в ходе коллективизации, индустриализации и репрессий, создание нового справедливого строя под флагом пролетарского интернационализма, равенства и братства всех народов также способствовали заключению межнациональных браков.
Но теперь не под флагом религиозного братства, а дружбы народов. Негативное отношение к межнациональным бракам уходило в прошлое. В условиях многонационального и мультикультурального государства конструировалась единая советская идентичность и довольно небезуспешно. Как результат, по данным К.Д. Басаевой, с 1956 по 1976 годы доля национально-смешанных браков, зарегистрированных во Дворце бракосочетания Улан-Удэ, составила 13%.
Джидинский котел
Этническое многообразие в Джиде определяется его пограничным положением с Монголией. Так, современное бурятское население состоит из таких монгольских родов, как табангуты, сартулы, атаганы, прибайкальских родов: ашебагаты и алагуй, и ряда других. Такое разнообразие видно и в языке джидинских бурят – сокровищнице диалектов. Слово «сестра» в Цагатуе звучит как «адяа», в Нижнем Бургултае – «аджяа», в Дырестуе – «джюджэ», в Верхнем Торее, как в половине Закамны, –«уушхай»! Есть в Джиде еще два-три варианта произношения этого слова.
Плюс потомки хамниган, казаки, крестьяне-переселенцы, ветераны Суворова и более поздние мигранты – татары и украинцы.
Межэтнический микс представляют большинство сел района. Но наиболее интересны в этом плане Армак, Енхор, Зарубино, Боций, Баян, Желтура и райцентр Петропавловка. Как указывают местные краеведы, названия русских деревень почти все бурятского происхождения. Например, Харацай – хара цай (черный чай), Нарин – нарин (тонкий), Армак – армаг (местность, по северной стороне которой растут деревья), Хулдат – хула дааган (двухгодовалый савраска), Шартыкей – шара тыхей (рыжий козел), Торей – тоэро (кружить), Тохой – тохоэ (излучина, изгиб реки), Желтура – зэлтэр (устье, место впадения в другую реку, слияние двух рек), Баян – баян (богатый), Енхор – енхор (низина) и т.д.
Впервые русские появились в Джидинском крае в связи с организацией караулов на русско-китайской границе и проведением почтовых и купеческих дорог через Хамар-Дабан. Постепенно пограничные караулы превратились в казачьи станицы: Цаган-Усун, Боций, Харацай, Желтура. Границу охраняли и караулы из четырех бурятских конных казачьих полков: Ашебагатского, Цонгольского, Атаганского и Сартульского. Вместе с русскими казаками их бурятские сослуживцы воевали в многочисленных войнах Российской империи.
Местность, богатая лисами
Свою историю село Унэгэтэй отсчитывает с 1799 года – в 2018 году ему исполнилось 219 лет. Но, вероятнее всего, оно появилось еще раньше. По рассказам старожилов, ранее находили камни с выбитыми на них на русском языке надписями и датами середины 1600-х годов, то есть со второй половины XVII века.
Долина Курбы – исконно благодатный край. Здесь земля хранит и серебро, и золото. Тайга богата зверем и птицей, река – рыбой. Земли пригодны для хлебопашества и сенокошения, для полива достаточно воды, как указывалось в документах. Здесь всегда жили люди – охотники-эвенки и скотоводы-буряты. Поэтому первыми жителями села стали буряты, принявшие православную веру. В архивных документах эта местность по реке Курбе называется урочище Уныгытей. В переводе с бурятского – «местность, богатая лисами». Здесь крещеных бурят из разных родов Хоринского ведомства «приводили к оседлости» и селили по долине реки, что в архивных документах значится как «река Курба на Уде». В Хоринской Степной думе они образовали особое родовое управление – Курбинское отдельное общество.
Переход к иной вере изменил весь их образ жизни и даже означал смену национальности. Они перешли к оседлости и стали землепашцами. При крещении получили новые русские имена и фамилии, а также денежное вознаграждение и земельные наделы. Вместе с ними в Унэгэтэе поселились и русские, в том числе и ссыльные поселенцы, по разным причинам оказавшиеся в Забайкалье. С середины XVIII века переселенцы из центральной России получали от государства надел земли, «подъемную» помощь в виде семенного зерна и право на проживание в селении.
К началу XIX века Унэгэтэй имел статус инородческого села. В нем проживали православные крестьяне, потомки смешанных браков русских с бурятами – карымы и причисленные к ним разного рода пришлые люди вольнопоселенцы. Среди предков унэгэтэйских карымов были и казаки. Так, фамилии Вильмовы, Мурзины, Соболевы значатся казацкими фамилиями. При крещении инородцев казаки были крестными и давали свои мена и фамилии, что увеличивало однофамильцев, не связанных кровным родством.
После восстания против воеводского гнета в Приангарье в 1655 году на бурятские стойбища могли выходить беглые каторжане. Возле них беглецы находили приют и пропитание. Природа берет свое. Один человек прожить не сможет. Со временем, доказав свою преданность на новом месте, пришлые чужаки женились на местных красавицах, чем обновляли бурятскую кровь. Получали от властей разрешение на жительство и становились родоначальниками в селении.
Как одну из версий это можно отнести к самому раннему появлению карымов. Карым – харим на старомонгольском – чужой. Пришел незнакомый, непохожий и остался жить. Взял в жены бурятку родил метисов, построил домишко, распахал землицы кусок. Что еще надо русскому человеку! Так начал обустраиваться и обживаться карымский край. Строились маленькие домики, для большой постройки нужны большие силы и сплоченность, навык и опыт обустройства.
Чернявые, брацковатые на лицо, с заметными бурятскими чертами и смуглой кожей, отменные от бурят и русских рождались дети. Хорошее потомство дали смешанные браки, добродушное с отзывчивым нравом. В поисках воли и лучшей жизни отчаянные молодые люди, проделав великий путь через всю Россию, пришли и пустили здесь родовые корни.
Освоение незнакомых мест, где зима длится порой больше полугода, давалось большим трудом и выносливостью. Преодолевая великие трудности, сплачивался карымский народ. И со временем настоящей общиной стал карымский край. Жили дружно и в горе, и в радости, помогая друг другу по-соседски. Постепенно поселение разрасталось, приобретая форму, а люди, становясь соседями и членами сельского общества, учились жить на новом месте.
Наше село Унэгэтэй начинало застраиваться на левом берегу реки Курбы. Карымская часть села, что вверху, до сих пор внешне отличается от семейского края. Дома здесь не такие, как на низу. Исторически сложившаяся карымская традиция застройки просматривается и сегодня в XXI веке. Карымские дома меньше, проще, надворные постройки всегда были самые простые. Дворы были похожи на бурятские, состояли из загонов, стаек для зимовки скота. Изгородь городили из нескольких жердей для того, чтобы не проходил скот.
Александр Махачкеев
