Главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов посетил Бурятию 1-2 августа. Целью поездки стало участие в Байкальском информационном форуме, однако в ходе нее он также побеседовал с Хамбо ламой Дамбой Аюшеевым.
По словам пресс-секретаря Буддийской сангхи Аллы Намсараевой, перед тем, как попрощаться с главой буддистов России, Алексей Венедиктов сказал: «Вы знаете, всё, что я узнал сегодня про Хамбо Ламу Этигэлова, для меня – просто культурный шок. Да, культурный шок».
Публикуем полную версию интервью, опубликованного на сайте радиостанции, с разрешения самого Венедиктова.
А.Венедиктов― Хамбо лама, Ваше Святейшество, какое самое трудное решение в своей жизни вы принимали? Вот, когда вы долго думали и тяжело принимали?
Д.Аюшеев― Ну, в течение 3-х лет… Я когда в 2000-м году получил информацию, что тело Хамбо ламы Итигэлова находится под землей.
А.Венедиктов― Вам придется рассказать сейчас всю эту историю.
Д.Аюшеев― Да. Это было… Для нас, конечно, для буддистов прийти на кладбище – это считается уже по нашим канонам запрет. И тем паче там еще копаться. Когда первый раз мне наш Доржиев Бимба лама сказал, что тело Хамбо Ламы Итигэлова находится под землей, для меня это был шок. И я попросил его найти свидетелей.
Прошел год. В 2001 году он подошел заново и сказал, что, все-таки, надо поднимать тело Хамбо ламы Итигэлова.
А.Венедиктов― А оно было под землей уже сколько?
Д.Аюшеев― 73 года.
А.Венедиктов― 73 года.
Д.Аюшеев― А когда он подошел, 74 (второй раз когда подошел, в 2001-м году).
Я еще раз переспросил: «Вы нашли свидетелей?» Он говорит: «Нет, не нашел». Я говорю: «Ну хорошо. Тогда поищите очень…» И в 2002-м году, когда уже 75 лет он находился, он подошел и сказал: «Я не нашел человека, но надо поднимать». Тогда я сказал… Когда уважаемый лама 3 раза просит одну вещь, я сказал: «Хорошо. Если будет случай, мы туда поедем».
Но случай, как бы, появился, когда умерла мать нашего уважаемого Джурламы, и мы там оказались.
И когда, все-таки, мы тело подняли (а он находился по грудь в соли, только голова находилась)... Даже мы привезли судмедэкспертов. В тот же момент, когда я спросил у судмедэксперта, как у него голова, все остальные конечности, ну, про голову он сказал, что всё нормально, кожный покров, волосы, всё остальное, череп и тому подобное находится без повреждений, и голова у него целая.
Когда я спросил у него «А под солью тело сохранилось или нет?», он сказал: «Я не знаю». И у меня опять встала дилемма: вести его в дацан или нет? Даже после того, как мы его вытащили.
Ну и вот когда перед этим вопросом стоял, многие окружающие люди просто очень хорошо отошли, потому что: «Не мой вопрос. Вы – Хамбо лама, и вам принимать решение».
А.Венедиктов― А, действительно, последнее слово было за вами?
Д.Аюшеев― Ну а куда больше?
А.Венедиктов― Я не знаю. Поэтому и спросил.
Д.Аюшеев― У нас Общественного Совета нету. Это же находилось на кладбище еще, там лишних никого не было. Даже женщин, кажется, не было там у нас.
А.Венедиктов― То есть задача была, ну, говоря научным языком, эксгумация?
Д.Аюшеев― Да, эксгумация. И вот когда я минут 30 настраивался, везти не везти. «Бери, — говорил, — всю эту картину. Если мы привезем и будет одна голова, что опять люди скажут?» и тому подобное. То есть там же было 50 на 50. Мы могли оказаться в…
Но когда я увидел лицо судмедэксперта того, который поднимал (помогал нам), я увидел лицо потерянного человека, ошеломленного человека. В его глазах было такое какое-то даже… От волка что-то было, звериное. Ну, имеется в виду такое, непонятное.
А.Венедиктов― Напряженное.
Д.Аюшеев― Нет, он вовнутрь себя ушел. Он как будто видел меня и в тот же момент он не видел меня.
И вот когда я увидел это лицо… Все-таки, он же всё время судмедэкспертом работает с людьми, с покойниками. И это же было для него удивительно, неожиданно. Тогда я принял решение и сказал: «Хорошо. Загружаем и везем его в Иволгинский дацан».
А.Венедиктов― Это было самое сложное решение?
Д.Аюшеев― Нет, 3 года, которые я должен был попасть на кладбище и начать раскопку, эксгумацию. Понимаете? Это для меня это было тяжелее, конечно. Я же мог вообще найти груды костей, и после этого как я объяснял бы людям, что я, все-таки, принял это решение? Потому что за моим словом было.
И вот после этого, когда мы привезли и уже назавтра приехали доктора и судмедэксперты, когда они в течение 3-х часов его освобождали от соли… Я потом поинтересовался, почему же вы так долго убирали соль? Они сказали «У нас был случай». Под Читой они нашли тело расстрелянных красноармейцев. Они, оказывается, попали на линию вечной мерзлоты, и тело как будто сохранилось. Но когда они вынесли его на солнце, это тело просто расплылось. И, вот, на основе его опыта они специально 3 часа отчищали тело от соли. И когда через 3 часа всё полностью было отчищено, и когда всё было рассмотрено, я привел их сюда и спросил: «Что для вас было сегодня интересное? И что вы поняли?»
Они сказали, что «У вас, — говорит, — бузы очень вкусные. Остальное мы ничего не поняли». Ну, я сказал, что вы должны как медики, должны расписать. Почему? Потому что светские люди должны знать, что вы представляете светский ученый мир, врачей, что тело полностью сохраненное, никаких, будем говорить, изменений, то есть нарушений в его теле нету. Вы должны вот это констатировать как судмедэксперты.
А.Венедиктов― За 75 лет в земле?
Д.Аюшеев― Да-да-да.
А.Венедиктов― Я просто для наших слушателей объясняю.
Д.Аюшеев― Да-да-да, ага. Оно не изменилось.
Д.Аюшеев: У нас Общественного Совета нету. Это же находилось на кладбище еще, там лишних никого не было.
Вот, было 3 товарища наших. Поэтому этот факт они написали. И после этого уже, вот, на основе вот этих экспертиз данных мы отправляли уже и в СМИ, они уже отправляли в 2002 году.
А.Венедиктов― Угу. А какие решения у вас самые легкие? Какие вы принимаете так, знаете, так, просто и легко? Пугаю окружающих.
Д.Аюшеев― Просто и легко?
А.Венедиктов― Просто и легко.
Д.Аюшеев― Да просто и легко, что я принимаю? Даже не знаю, что просто. Потому что… Ну, что всё время приходится принимать решения. Вот, иногда бывают такие моменты. Даже не знаю, какие я решения просто и легко?
А.Венедиктов― Хорошо. Примем решение, что Хамбо лама принимает всегда сложные решения. Когда вы принимали решение (я не знаю, как это в буддизме) уйти в монастырь (я скажу по-светски, да?), как это вам далось это решение? Это, все-таки, совсем изменить жизнь, ну, правила жизни, ну, порядок жизни. Семья.
Д.Аюшеев― Нет, мне повезло. Мои родители в то время – они же, будем говорить, дети Советского Союза. Я не скажу, что у меня родители были верующими. И бабушка… Бабушки были верующие, но они, как бы сказать, не указывали нам особо. Мне просто повезло, что у меня на Родине единственной, будем говорить, Бурятии, вообще Бурятии сохранилось здание дугана – нашего молельного дома. И в нем находились у нас канонические сутры Ганджур. Это слова Будды, которые были написаны, и там было 105 томов.
И мои земляки каким-то чудом умудрились его сохранить.
А.Венедиктов― В советское время?
Д.Аюшеев― Да! Они не отдали. Хотя, были прямые угрозы, прямые… И поэтому… Я вырос в этом селе, у меня появилось желание, все-таки, как-то… Кто-то же должен понимать этот тибетский язык.
А.Венедиктов― Что такое «появилось желание»? Я не понимаю.
Д.Аюшеев― Мне 21 год был. Я отслужил в армии, работал в школе. И вот преподавал Начальную Военную Подготовку и Физическую культуру преподавал.
А.Венедиктов― А, вот почему у вас стадион. Я понял.
Д.Аюшеев― Ну да.
А.Венедиктов― Да. Оттуда.
Д.Аюшеев― Да, конечно-конечно!
А.Венедиктов― Из старого школьного, да.
Д.Аюшеев― Спорт есть спорт.
А.Венедиктов― Спорт есть спорт.
Д.Аюшеев― И поэтому когда я принял решение, что… Все-таки, надо кому-то читать. Ну а потом, когда я в школе работал, я посчитал, сколько надо мной начальников.
А.Венедиктов― Так?
Д.Аюшеев― Очень много оказалось.
А.Венедиктов― И вы не захотели просто, чтобы были начальники?
Д.Аюшеев― Да, я по натуре не люблю, когда особо надо мной кто-то командует.
А.Венедиктов― Но сами любите командовать?
Д.Аюшеев― Нет, ну, сам особо-то тоже не люблю.
А.Венедиктов― Так?
Д.Аюшеев― То, что… Но в тот же момент, когда я уходил (будем говорить) в буддийский монастырь. Там просто объяснили, что вы, уходя туда, сжигаете все мосты.
А.Венедиктов― Вот, я хочу понять, как вы приняли решение…
Д.Аюшеев― А вот на основе…
А.Венедиктов― ...сжечь мосты?
Д.Аюшеев― Да. Это было очень хорошее. Ну, когда…
А.Венедиктов― Нет, ну, вы тогда-то не знали, что это хорошо обернется. Вы же не могли знать?
Д.Аюшеев― Ну, надо было идти.
А.Венедиктов― Что такое «надо»?
Д.Аюшеев― Ну, я же сказал же, кто-то должен вот эти 105 томов Ганджура, кто-то же должен его читать, охранять, понимать.
А.Венедиктов― Но почему вы решили, что это вы?
Д.Аюшеев― Но других не оказалось.
А.Венедиктов― Никто не хотел?
Д.Аюшеев― Ну? Получилось так, что из моей деревни все остальные выбрали другие профессии.
А.Венедиктов― Угу?
Д.Аюшеев― Ну, я был, как бы, активистом (наверное, будем)...
А.Венедиктов― Активистом буддизма?
Д.Аюшеев― Не.
А.Венедиктов― Вот, что вы сейчас сказали?
Д.Аюшеев― Я был просто… У меня активная жизненная позиция.
А.Венедиктов― Понятно.
Д.Аюшеев― Да. Поэтому я когда принял решение уйти в монастырь, конечно, мои одноклассники, земляки это восприняли в штыки. «Ну, как? Ты дармоед, на теле Бурятского народа язва и тому подобное». Это же были же у нас.
А.Венедиктов― А монахи воспринимались тогда?..
Д.Аюшеев― В 1983 году это считалось… Всё равно эта еще, будем говорить, время такое было. Но что мне понравилось, бабушки меня начали уважать.
А.Венедиктов― Ваши бабушки?
Д.Аюшеев― Да! Наши бабушки, уже когда я принял решение, что я стану ламой, они все, как бы, по одному подошли, мне даже на дорогу начали предлагать деньги, просить то, то, то, то. То есть у меня… В этот момент у меня бабушки, дедушки, вот, люди оказались на моей стороне.
А.Венедиктов― Угу?
Д.Аюшеев― Для них это было (как бы сказать?) нектар, бальзам на душу.
А.Венедиктов― А родители?
Д.Аюшеев― А родители – нет. Мать поддержала, отец – нет.
А.Венедиктов― А он вас розгами за это?..
Д.Аюшеев― Не-не-не, не. Ну, он меня укорял, убеждал. Но я говорю: «Отец», — говорю…
А.Венедиктов― А отец работал на железной дороге, да?
Д.Аюшеев― Нет.
А.Венедиктов― Нет?
Д.Аюшеев― Он у меня был охотником, штатным охотником и золотодобытчиком. То есть он в колхозе не работал. Поэтому я, когда он начал меня напрягать, я сказал: «Вы отец, вы же в колхозе не работали. Вас же уговаривали. Живя в селе, вы должны были работать в колхозе. Но вы же отказались от этой идеи, пошли же туда, где тяжело (охотником, штатным охотником и золото мыть)». Вот здесь-то когда работаешь, там же 12 часов за бульдозером сидеть. Это же огромный труд.
Потом я ему сказал, что «Вы если не пошли в колхоз, и поэтому я в школу обратно не вернусь. Уйду туда, куда надо».
А.Венедиктов― Вы?.. Сейчас просто хочу понять. После того, как вы ушли, и после того, как вы стали монахом, ну, в такой терминологии, вы со своими родителями как-то продолжали? Они продолжали с вами что-то? Вас уговаривать?..
Д.Аюшеев― Нет.
А.Венедиктов― Совсем нет?
Д.Аюшеев― Ну, уже к концу, когда я уже заканчивал, они уже, как бы, сказали… Увидели, что от меня будет толк.
А.Венедиктов― Или наоборот, что не будет толка?
Д.Аюшеев― Не-не-не. Ну, когда я уже начал с Монголии привозить такие буддийские вещи, эти карты там, благовония, какие-то другие , они же видят, что ко мне бабушки относятся хорошо, что…
А.Венедиктов― С уважением?
Д.Аюшеев― С уважением, с почтением и тому подобное.
А.Венедиктов― А монастырь был где?
Д.Аюшеев: Всё время приходится принимать решения. Бывают моменты, не знаю, какие я решения принимаю просто и легко.
Д.Аюшеев― У нас в Улан-Баторе в Монголии мы учились.
А.Венедиктов― То есть вы, подождите, вы не просто ушли из деревни. Вы ушли в другую страну в монастырь?
Д.Аюшеев― Да-да-да.
А.Венедиктов― От родителей, от бабушек, от друзей, от страны.
Д.Аюшеев― Ну, конечно. Ну, я же армию прошел, я же был нормальный, самостоятельный человек. Поэтому тут что такого?
А.Венедиктов― А почему вы решили, что вот именно этот монастырь? Вот, вы узнали как?
Д.Аюшеев― А другого не было у нас. Единственный монастырь, где обучали в то время наших бурятских студентов, это был улан-баторский .
А.Венедиктов― В Монголии?
Д.Аюшеев― В Монголии.
А.Венедиктов― А чему вас там учили, скажите? Вот, наши, наверняка, слушатели не знают, чему учат в монастырях.
Д.Аюшеев― Но, к сожалению, нас учили ускоренным методом обучения буддийской философии. Это естественно было. Историю Монголии изучали, монгольский язык. Но я выбрал специализацию «Тибетская медицина».
А.Венедиктов― Так?
Д.Аюшеев― Помимо того, что…
А.Венедиктов― То есть вы врач?
Д.Аюшеев― Но был врачом.
А.Венедиктов― «Был врачом».
Д.Аюшеев― Помимо того, что я учился… До обеда я учился в университете, а после обеда я уже ходил к своему учителю и получал знания, специальные знания по медицине. Это подготовка там лекарства, знание лекарственных трав, я их собирал. Это же надо было всё собирать, всё это готовить, изготавливать и тому подобное. Всю эту я школу прошел, получил специально (будем говорить)...
А.Венедиктов― А вам это нравилось (вот, травы я имею в виду)? Или не нравилось? Или это было как, знаете, как обязательный предмет, как марксизм-ленинизм (сбор трав)?
Д.Аюшеев― Не-не-не. Там надо было каким образом? У нас там особо-то выбора не было. Можно было выбрать астрологический факультет.
А.Венедиктов― Так? И вы не захотели?
Д.Аюшеев― Ну, нет, конечно. Я пошел в медицину.
А.Венедиктов― Астрология – это так странно.
Д.Аюшеев― Ну, нет. Нормальной считается. Можно было стать тантристом, можно было стать философом, можно было стать астрологом, можно было стать медиком. Но я выбрал медицину. Почему? Потому что она более действенная. То есть человек болеет, он принимает лекарства, через какое-то определенное время уже есть результат.
А.Венедиктов― Либо так, либо так?
Д.Аюшеев― Ну, нет. Почему?
А.Венедиктов― «Результат».
Д.Аюшеев― Да, результат. Но всё равно эффект есть. И поэтому когда люди уже вылечивались и благодарили, это была очень хорошая ситуация.
А.Венедиктов― А скажите мне, пожалуйста. Вот, для меня всегда профессия врача – это было некоей загадкой. Вот, вы принимаете решение, от которого, возможно, зависит жизнь человека. Вы молодой человек, вы выбираете в вашем случае какой-то набор прав или какой-то порядок. И какая ответственность? Или никакой ответственности?
Д.Аюшеев― Не, ну там же, видите, там рецепты. Рецептура есть, рецептурник, по которому мы готовим лекарства. Рецептурник, вот, состав этих лекарств, там например, из 7-ми лекарственных трав там, минеральные там входили и тому подобное.
Я просто знал, каким образом их надо собирать, каким образом их высушивать и каким образом их взвешивать. То есть получалось лекарство.
А.Венедиктов― Угу?
Д.Аюшеев― И я знал, эти лекарства помогают при таких болезнях. Осталось только просто по пульсу определить болезни.
А.Венедиктов― По пульсу?
Д.Аюшеев― Да, по пульсу.
А.Венедиктов― И вы до сих пор сохранили такое умение?
Д.Аюшеев― Ну, если, я думаю, если меня прижмут где-либо, я всё равно определю.
А.Венедиктов― Надо будет как-нибудь проэкспериментировать.
Д.Аюшеев― Не-не. Ну, это же экстренные случаи.
А.Венедиктов― Экстренный случай. Мы проэкспериментируем.
Д.Аюшеев― Не-не-не. Ну, сейчас уже, как бы, уже более скольки лет уже не занимаюсь этой практикой. Но само по себе, конечно, медицина – она уникальна. Почему? Потому что лекарственный состав в любом случае должен быть четыре. Четыре состава. Почему? Потому что любое лекарство проходит через желудок. Чтобы побочного действия не было.
Вот как, например, мы выпускаем ракету в космос… Там она же состоит из этих, из ступеней?
А.Венедиктов― Да.
Д.Аюшеев― То есть она должна пройти через это, пройти через это и потом выйти в невесомость. И вот любое растение – оно должно быть из 4-х составов. То есть оно должно пройти через желудок, через кишечник и только потом дойти до того органа, который болит.
А.Венедиктов― Угу?
Д.Аюшеев― И чтобы после принятия лекарства не было никаких побочных действий в первую очередь на желудок и на кишечник.
А.Венедиктов― Угу?
Д.Аюшеев― И вот лекарства состояли из четырех. И потом уже были 25 (состав) там, 15, там. Ну…
А.Венедиктов― Всё помните, а?
Д.Аюшеев― Не, ну это же нормальное явление.
А.Венедиктов― Что такое нормальное явление? Сколько лет прошло. Всё помните.
Д.Аюшеев― Не, ну это ж… Просто это ж цифры. Чего такого? Ну, просто надо открыть книгу и посмотреть рецептурник, куда что входит.
А.Венедиктов― Хорошо. Вы выходите из монастыря – это какой год?
Д.Аюшеев: 1988―й год.
А.Венедиктов: 1988―й год, Перестройка. Понятно.
Д.Аюшеев― Да.
А.Венедиктов― Вы выходите из монастыря, и куда направляете свои шаги?
Д.Аюшеев― В Иволгинский дацан.
А.Венедиктов― Сюда?
Д.Аюшеев― Да.
А.Венедиктов― Сюда. В Бурятию.
Д.Аюшеев― Да.
А.Венедиктов― Почему?
Д.Аюшеев― Ну, как бы, я…
А.Венедиктов― Это вы возвращаетесь?
Д.Аюшеев― Да, да. И меня отсюда направили. Меня направили, правда, с Агинского дацана, а потом я перевелся в Иволгинский дацан. Но Агинский дацан – это Читинская область.
А.Венедиктов― И что вы делаете здесь в монастыре? Там вы учились.
Д.Аюшеев― Да.
А.Венедиктов― А здесь?
Д.Аюшеев― Здесь я как штатный лама Иволгинского дацана. Обрядом службы на Хурале. У нас служба была до обеда. После обеда я занимался уже приемом больных.
А.Венедиктов― Продолжали медицину?
Д.Аюшеев― Да.
А.Венедиктов― А вот скажите мне, пожалуйста. Вот, вы ушли в 1983-м, вернулись в 1988-м. Соответственно, это Андропов, ну, в Советском Союзе Андропов и Горбачёв. Какие отношения у монастыря сейчас должны быть с властью? Вот, есть власть светская. Да? И есть власть государственная. Ну, есть там республика, но есть государственная. Я скажу нашим слушателям, что здесь в дацане побывал и президент Медведев, и президент Путин, да? То есть, есть некие отношения.
Д.Аюшеев― Угу.
А.Венедиктов― В чем они в идеале должны, с вашей точки зрения, заключаться? Государство и буддийский монастырь.
Д.Аюшеев― Тут в идеале как? Я просто придерживаюсь тех традиций, которые до меня были.
А.Венедиктов― 2 тысячи лет назад?
Д.Аюшеев― Да. В 1764 году Екатерина Вторая своим указом утвердила Институт Пандито Хамбо лам ламоической церкви Восточной Сибири и Забайкалья. Я 24-й Хамбо лама. То есть это мы институт автокефалии получил от рук Императрицы России Екатерины Второй.
А.Венедиктов― И вы ей благодарны?
Д.Аюшеев― Ну, конечно, благодарны. Мы благодарны Елизавете Петровне, которая в 1741 году разрешила нам инородцам исповедовать религию Будды. И через 23 года мы получили уже при Екатерине Второй автокефалию и свободу. То есть мы только с уважением и почитанием белого царя, белой царицы, как у нас на бурятском языке называется, воплощение Белой Тары его и придерживаемся такого принципа.
И у нас еще было такое правило, что до революции наши Хамбо ламы, в том числе и наш Хамбо лама Итигэлов присягал императору.
А.Венедиктов― То есть лично?
Д.Аюшеев― Лично.
А.Венедиктов― Лично царю? То есть была личная присяга?
Д.Аюшеев― Да-да, личная присяга.
А.Венедиктов― Мне рассказали, что в 1917 году, когда Николай Второй отрекся, один из ваших…
Д.Аюшеев― Да, Хамбо лама Итигэлов тоже ушел.
Д.Аюшеев: Когда я уходил в буддийский монастырь, там просто объяснили, что вы, уходя туда, сжигаете все мосты.
А.Венедиктов― Потому что ушел царь?
Д.Аюшеев― Ну, конечно.
А.Венедиктов― Почему?
Д.Аюшеев― Ну, он же присягал. Присягал царю. Царь ушел – он должен тоже уйти. После этого он еще 10 лет жил до 1927 года. Он мог спокойно до 1927 года, до своего ухода сидеть на этом посту. Но он ушел, потому что человек был благородный.
А.Венедиктов― А советская власть, отношения с советской властью?
Д.Аюшеев: О―о-о…
А.Венедиктов― Они были разные или?..
Д.Аюшеев― Конечно, разные! При императоре у нас была свобода в какой-то степени. А при советской власти у нас что? Иволгинский дацан был ограничен: более 33-х лам нельзя было держать. Всё. И даже нам не разрешали 33-х лам держать. Вот таким образом.
Например, Иволгинский дацан был на всю Бурятию. Здесь собирались огромные средства. Мы отправляли их в Фонд мира, на зарубежные поездки, на приезд зарубежных буддистов и тому подобное. Мы же как сказать? Представляли социализм, ну…
А.Венедиктов― С человеческим лицом. С буддистским лицом.
Д.Аюшеев― Да-да-да. И к нам привозили всегда и… Но, конечно, любое выступление, любое обращение и тому подобное – это всё контролировалось.
А.Венедиктов― И как тогда монастырь выживал?
Д.Аюшеев― Не, ну мы богатые были. Я говорю…
А.Венедиктов― Вы были богатые?
Д.Аюшеев― Да-да-да. Дацан был единственный.
А.Венедиктов― Ага.
Д.Аюшеев― Мы получали огромные, будем говорить. Те люди, которые в то время жили, они были уже буддистами, потому что у них же образование-то… И сама вот эта война, репрессии и тому подобное принесли столько горя людям.
Поэтому у нас же… Дацан же был закрыт у нас.
А.Венедиктов― Дацан – это монастырь (мы сейчас объясняем нашим).
Д.Аюшеев― Да-да. Последний наш, 16-й Хамбо лама ушел в 1938 году из жизни. И мы восстановили институт в 1946 году. То есть получается…
А.Венедиктов― А. 8 лет не было?..
Д.Аюшеев― 8 лет не было у нас. Без власти. И, вот, когда Сталин разрешил открыть монастырь (Иволгинский дацан), но там был указ очень хитрый. Чтобы монастырь находился около Улан-Удэ на расстоянии 40 километров.
А.Венедиктов― А, то есть подальше от города?
Д.Аюшеев― Нет. Близко от города.
А.Венедиктов― А, близко от города.
Д.Аюшеев― По нашим меркам это близко.
А.Венедиктов― Ага.
Д.Аюшеев― Мы бы с удовольствием ушли бы на 200 километров отсюда.
А.Венедиктов― Так?
Д.Аюшеев― Чем дальше, будем говорить, от города, чем дальше от населенных пунктов, тем лучше для нас.
А.Венедиктов― Так?
Д.Аюшеев― Понимаете, да?
А.Венедиктов― Да.
Д.Аюшеев― Но он нам, как бы сказать, сказал: «Всё, дальше 40 километров вы не уйдете». И вот Иволгинский дацан находится в 38-ми километрах от Улан-Удэ.
А.Венедиктов― А Сталину-то вы благодарны за это как Елизавете и Екатерине?
Д.Аюшеев― Нет, Сталин, вот… Вот, село, которое рядом находится, оно называется Верхняя Иволга, и в народе его знают Сталин.
А.Венедиктов― Потому что?
Д.Аюшеев― Потому что Сталин.
А.Венедиктов― Хамбо лама у нас в эфире. Через несколько секунд продолжим.
НОВОСТИ
А.Венедиктов― Скажите, пожалуйста. С нынешней властью как у буддистов?
Д.Аюшеев― Ну, с Владимиром Владимировичем Путиным у нас отношения хорошие, мы должны помогать и поддерживать. Что бы ни было, человек несет ответственность за такую великую страну.
А.Венедиктов― Ну, я давайте спрошу по-другому: а у вас есть к нему претензии?
Д.Аюшеев― Претензий не должно быть.
А.Венедиктов― То есть, есть, но не должно быть?
Д.Аюшеев― Ну… Будучи, будем говорить, Хамбо ламой, я, например, не имею права, потому что в любом случае я должен поддерживать. Это уже тут… Хотя, меня критикуют некоторые, говорят, что «Как вы относитесь к этому?» Я говорю «Решение президента для меня решение однозначное».
А.Венедиктов― Хорошо. Я тогда задам вам вопрос более конкретный. Вот, в этом году принимается решение о языках, который, на мой взгляд, сокращают возможность местные языки в республиках, национальных республиках преподавать детям в школах. Какова должна быть идеальная ситуация? Вот, есть Бурятия, в ней там 30% условно бурятов и 70 других. Какие языки и как надобно изучать бы в школах? Что бы вы посоветовали президенту?
Д.Аюшеев― В данном случае в школах преподавать родной язык, республиканский родной язык, я думаю, что надо. Но у нас получается, видите, как? Что когда говорят, что это не обязательно, то есть… Обязательную формулировку нельзя, потому что она же, все-таки… Не все же компактно буряты живут. Классы, например, русские. И поэтому должно быть, как бы сказать, это факультативного порядка.
Но результат, к сожалению, отрицательный, потому что дети… Сейчас вот, например, даже с детского сада, с малых лет они знают русский язык, то есть они в первую очередь изучают. А чтобы наши дети знали родной язык, это уже, конечно, как бы, они даже в
