Фото Т. Никитиной
В ноябре прошлого года прибывшая на вызов скорая обнаружила в Иволгинском районе лежащую в доме женщину с огнестрельной раной в голове, которой каким-то чудом удалось выжить.
На прошлой неделе в редакцию обратилась сестра пострадавшей Анна Климова, ставшая опекуном для сестры и ее детей и с первых дней трагедии принявшая в судьбе этой семьи самое живое участие. Вот что она нам рассказала.
– Анна Анатольевна, какова ваша версия о том, что произошло?
– Сразу поясню, что семья моей сестры неблагополучная, и сестра, и ее муж злоупотребляли алкоголем. Мы долгое время не поддерживали отношения, но однажды позвонил родственник и сообщил о случившемся. Его слова были буквально следующие: Марина находится в больнице, мужа посадили, детей определили в опекунскую семью. В течение часа я решила вопрос с адвокатом для зятя.
– То есть вы не усомнились в его невиновности?
– Ни на минуту. Знаем эту семью, все в деревне ее знают, поэтому с самого начала во всех своих показаниях мы говорили, что наш зять этого не совершал.
– А кто выстрелил в голову вашей сестре?
– В тот день они пили. По одним показаниям – месяц, по другим – три дня. Когда моя сестра напивалась, она всегда выгоняла из дома и мужа, и детей. Бывало, что и зимой дети ночевали вне предела дома. В таком состоянии она становилась конфликтной, и об этом тоже все знали. В тот вечер в доме были дети-подростки, собственно, многое произошло на их глазах, но сейчас их показания не берутся в расчет.
Дети говорят, что после того как отец ушел, мама лежала в кровати с ружьем, они хотели его отобрать, но она не давала. Потом девочка услышала два щелчка, один за другим, и, заподозрив неладное, позвала брата, и они вызвали скорую.
– В голову стреляли из ружья, а вы говорите про щелчок, ничего не перепутали? И как можно объяснить, что в социально неблагополучной семье хранится ружье?
– Учитывая все эти нюансы, мы с сестрой виделись редко, то есть вся информация про ружье стала для нас полной неожиданностью. Как установило следствие, выстрел был произведен из малокалиберной винтовки «ТОЗ-16» с глушителем. Как мы предполагаем, это оружие досталось сестре от родителей. После их смерти сестра пользовалась имуществом родителей.
– Как расцениваете действия органов опеки в данном случае?
- Семья не состояла на учете в органах опеки. Несмотря на все происходящее, как сейчас выясняется, в органах опеки нет ни одного заявления о ненадлежащем обращении с детьми ни от педагогов, ни от соседей. Более того, никто сначала даже не подумал, что речь идет об огнестрельном ранении, да еще в голову. Если ознакомиться с показаниями фельдшера, то выяснится, что и она не поняла, что стреляли в голову. Крови практически не было. Скажу, что когда приехала скорая, кровь вокруг ранки уже запеклась. Во всяком случае так утверждает фельдшер. Ружья возле сестры не было, и фельдшер посчитала, что сестра просто упала. Зятя задержали фактически сразу после этого.
– Как фельдшер не смогла определить огнестрельную рану, да еще головы?
– Мы пытались встретиться с ней, но она отказалась. Согласно тем показаниям, которые фельдшер дала, сестра была в бессознательном состоянии, а кровь вокруг раны уже засохла и почернела. Она обработала рану, перевязала голову. Погрома в доме не было, кровь только на подушке. Ружья рядом с сестрой не было, гильзы тоже. Фельдшер поставила диагноз: «черепно-мозговая травма». В те же сутки сестре сделали операцию. Невероятно, но она выжила.
– Хорошо, а какова ваша версия?
– Когда муж вернулся домой, он тоже не определил, что произошел выстрел, потому что ни крови, ни ружья рядом не было. Скорее всего, он пытался привести жену в сознание.
– Он дал признательные показания?
– Да. Когда мы начали разбираться, пришли к выводу, что он оговорил себя. По уголовному делу проведено шесть экспертиз. По инициативе адвоката был проведен полиграф, который опять же не показал, виноват зять или нет. Показания детей следствие в расчет брать не желает. Не хочет оно приобщать и другие показания.
– Какие?
– После операции сестра стала инвалидом первой группы. Не может говорить, ходить, сидеть, писать, но сохранилась способность читать. Мы фактически заново учили ее общаться с внешним миром. Сегодня она может отвечать на вопросы, если ей давать варианты ответов. К примеру, на вопрос «кто в нее стрелял» из трех вариантов она выбирала «я стреляла в себя сама». Мы повторяли этот эксперимент в разных вариантах, причем в присутствии следователя, однако он отказался приобщить эти сведения к делу.
Кроме того, у зятя есть алиби. В момент суицида сестры он фактически находился на другом конце поселка, в доме своих друзей, которые подтвердили это в своих показаниях, когда их опрашивал адвокат. Но органы следствия категорически отказываются принимать их показания. Как и показания детей, утверждающих, что в момент выстрела отца не было дома.
– Почему из всей многочисленной вашей семьи именно вы забрали сестру к себе, оформили опекунство на детей, теперь занимаетесь зятем?
– Как бы там ни было, но это родной нам человек. Мы пытаемся доказать, что все, что произошло, не попытка убийства, а суицид. Мы утверждаем, что человека принуждают взять вину на себя и множество фактов не берутся в расчет. Конечно, будем ходатайствовать о суде присяжных заседателей, ведь невиновный человек не должен находиться в тюрьме.