Улан-удэнец Анатолий Яковлевич Сапунов в свое время написал немало статей про энергоснабжение. На этот раз мы расскажем о его детстве, которое ярко и по добрым казачьим традициям прошло в деревнях (станицах) Закаменского района Бурятии. К слову, его родственники по материнской линии – казаки, а отец родом из Забайкальского края.
Казачий язык
В 1727 году в Кяхте заключили договор о казачестве Бурятии. На его основании по всей республике организовали станицы. В Закамне выросла Шара-Азаргинская станица («Желтая кобылица»), Модонкульская («Деревянная нога»), Цакирская (по-бурятски – «кремень»), Хамнейская (вероятно, от слова камни), Цежейская и Харацайская («Черный чай»). Всем перечисленным деревням (многие существуют и поныне) в этом году исполняется 295 лет.
Анатолий Сапунов родился в Цакире, в Улан-Удэ перебрался в 1963 году. В Хамнее жили его дед, мама, дядя, тетя и другие родственники. Это село находится на отвесной скале, а в полутора километрах расположилась небольшая Усановка, где часто бывал и рос Толя. Там было около 30–40 казачьих хозяйств. В основном жили семьи с фамилией Жарковы и Бутины. Последнюю как раз и носили его родные по материнской линии.
– Я часто бывал летом в Усановке. Она расположена на берегу речки, там вода поднималась на 7–8 метров, но деревню ни разу не затопило. Западная и южная стороны закрыты горами, то есть село находится в котловине. Там тепло круглый год, климат благоприятный, хорошо растет клубника. Раньше на пашне выращивали огурцы и капусту. Капустой обеспечивали город Закаменск, в котором добывали молибден, вольфрам, золото и серебро.
Когда из Усановки приезжал в Цакир, который раньше был райцентром, ребята меня не могли понять – я перенял много казачьих слов. Например, вместо «брат» говорил «батя», вместо «кладовка» – «казенка» и т. д. Навсегда осталась в памяти бабушкина фраза: «Лонись с братаном сундулдой тинигосом хлыняли» («вчера с двоюродным братом на лошади без седла по косогорам тихонько прискакали»).
В Хамнее были два Николая: один – Длинный, другой – Короткий. Длинный был больше двух метров, а Короткий – 1,95 см. Николай Длинный ездил на монголке, невысокой лошади. Он часто во время езды засыпал, вытаскивал ноги из стремян, и за ним тянулись две длинные полосы по земле – ноги елозили по ней. Мы всегда над этим смеялись.
В Цакире проживало много Жарковых, Бутиных, Поповых, Яньковых, Викулиных. Население было около 3 тысяч. Сейчас этого села практически нет, райцентром стал город Закаменск. А Хамней процветает. Там занимаются животноводством, добывают золото. На сегодня это самое зажиточное село, там живут 1,5 тыс. человек. Все трудятся. В Хамнее 80% населения – бурятское, раньше было наоборот. В Цакире то же самое (60–70%).
Сейчас люди из этих сел не помнят слов, которые использовали казаки. Традиции сохраняются, но не полностью, – рассказывает Анатолий Сапунов.
Дед-богатырь
Анатолий протянул мне черно-белую фотографию с изображением двух бравых казаков. Справа – его дед Егор Дмитриевич Бутин, личность же второго мужчины неизвестна. Фотография хорошо сохранилась благодаря умелой реставрации дяди нашего рассказчика.
Фото: личный архив Анатолия Сапунова
О своем дедушке Анатолий отзывается с теплотой и гордостью. Глава их казачьего семейства родился в 1890 году в Хамнее, а жена его Ульяна Ловцова приехала из Харацая. У них родились много детей, но выжили только шестеро.
После революции дед построил добротный, крепкий дом из кедра. Делалось все по особой технологии. Древесину Егор привез в определенное время, когда кедр был смолистым. Дал дереву обсохнуть, для этого потребовалось два года. Затем ошкурил и сделал кедр овальной формы, что отличалось от привычных бревен. Так и построил дом.
По словам Анатолия Яковлевича, он был очень теплым. Три года назад дом купили и решили распилить пополам. Прошло больше 100 лет, а древесина белая-белая, ничего не загнило. Также казаки возводили дома из лиственницы.
– Еще дед делал сани, телеги для колхоза, людей. У него была неимоверная сила. Мне мужики кое-что интересное рассказывали. Сидят они на скамейке, а на той стороне дороги лежит тусунок, большой тяжелый кусок толстого бревна, очень смолистый, крепкий. И поспорили они – кто сможет его перенести на их сторону. Никто не смог справиться. В тот момент мимо проходил дедушка. Он бросил узду, подошел, взвалил тусунок на плечо, молча перенес его и бросил.
Был еще один случай, доказывающий, каким богатырем был дед. Мама в Хамнее покупала зерно. А мешки были огромные, намного больше и тяжелее теперешних. Их шили из кожи, они были длинными. Дед брал в каждую руку по мешку и спокойно нес. А мой отец, еле взвалив на себя один, землю носом ковырял, – рассказал Анатолий Сапунов.
В целом все казаки отличались бешеным здоровьем. Они все были выше среднего роста – 1,8–1,9 сантиметра. С багровыми лицами, мощным телом.
У дяди Михаила Арсентьевича Попова тоже было много силушки. У него было много наград: орден Красной Звезды, две медали «За отвагу» и др. Родился в 1918 году в Хамнее. Он казак.
Фото: личный архив Анатолия Сапунова
И у деда были две медали и Георгиевский крест. Когда мы в детстве играли в копейки, он мне эти медали отдал: «На, зачем они мне».
Насколько я понял, к нему относились очень уважительно. Он по-бурятски говорил лучше любого бурята. Ни на минуту не замолкал, любил поговорить. Но попусту не болтал – в это время что-то мастерил, ремонтировал, - вспоминает Анатолий Яковлевич.
Клятва навсегда
У этого служивого сословия было все свое: сбруя, сабля, винтовка, лошади, седла. Все эти предметы должен был иметь каждый казак, они хранились в сундуке. Когда казаков вызывали в случае войны и прочих действий, они садились на лошадей и отправлялись в Селендуму, а после ехали на поле битвы.
– Как-то всех собрали в Селендуме и там организовали отряд, который направили на освобождение Средней Азии. А какой отряд, сколько человек – неизвестно. Они вошли в Монголию, ехали на лошадях по степи, по увалистой дороге, где не встретишь ни речки, ни ручейка. А если и находились озерки, то вода в них была соленая. Пить было нечего, запасы закончились. Казаки выходили из положения следующим образом: ранним утром вставали, на ноги наматывали свежие портянки, привязывали и бегали по полю, влагу собирали. А потом портянки выжимали и получали воду. После все начали болеть малярией, вероятно, тому виной комары. По пути полегло много людей, - рассказал Анатолий Сапунов.
А когда они вернулись домой, уже установилась Советская власть. У казаков забрали все оружие, амуницию, лошадей. Взяли с них клятву, что они никогда не возьмут в руки оружие, и отпустили по домам. Дед до конца жизни следовал клятве.
Есть показательный момент. Как-то дед приехал к нам помочь забить быка. Он подошел к животине, почесал за ухом и треснул его по голове увесистой березовой дубинкой. Удар был смертельным. Даже во время такого бытового случая он не стал брать ружье, которое чаще всего и использовали для этого дела.
К сожалению, деда тоже малярия взяла. В начале 50-х годов мы в деревне играли с ребятишками – с друзьями Машей, Толей, Димкой. Бабушка вышла на крыльцо и закричала: «Ребята, идите сюда!». Мы подбежали, зашли в дом. А там лежит дед Егор – его лихорадило. Бабушка накрывала его несколькими одеялами и просила нас залезть на него. Нас подкидывало, мы заливались хохотом. До такой степени дедушку колотило.
В конце жизни, ближе к 50 годам он, видимо, нашел лекарство. А до этого его сильно и внезапно лихорадило. Из Усановки дед переехал в Закаменск, купил там домик. Я приезжал, жил с ним немного. Умер дед Егор в 1959 году от старости, – продолжил рассказчик.
Запах истории
Анатолий Яковлевич до сих пор помнит запах хлеба, который два раза в неделю пекла бабушка. Круглую буханку всегда резали на весу, не на разделочной доске или столе.
Дед Егор и остальные пили особый чай – зеленый, с солью и молоком. В летнее время это очень спасало от жажды. Делали квас из черного хлеба, который пекли из собственного зерна. Была мельница, где зерна мололи.
В реке Джиде, расстелившейся голубой лентой около закаменских станиц, водилось много рыбы и зверя. На другой стороне реки, в 5–7 километрах, было огороженное бревнами место. Там обитали свиньи. Казаки их маленькими сюда привозили и оставляли до осени. Свиньи питались тем, что нароют. Потом их худющих забирали, за месяц-полтора до забоя откармливали до отвала. Также на этой стороне реки все лето пасся скот, который давал молоко. Животные паслись сами по себе. Но люди раз в две недели приезжали проверить, не задрал ли кого-то хищник. Вот такая экономия. У казаков не было пастуха.
- Когда я был пацаненком, ребята из Усановки часто в чижика играли. По нему ударишь палкой, «тюх» – и он улетел. Я подошел к старшим мальчишкам, захотел с ними поиграть. А они мне: «Ууу, какой маленький, вдруг в тебя попадем». Но я их уговорил. Мне наказали стоять в 5–6 метрах от того, кто бьет лаптой, – держать шапку. Стою, держу фуражку. Бам – удар. Тогда мячи были довольно тяжелые, их делали из мягкой резины. Такой мяч и угодил мне в лоб. Я потерял сознание. Очнулся на печке.
Был еще случай. Бабушка в какой-то праздник отправила меня за дедушкой Яковом. Понесся к нему. Зашел во двор, а бежать к дому нужно было по доскам. Неподалеку бегала отпущенная собака. И она налетела на меня. Снова я оказался на печке!
В казачьих домах были две печи – одна большая, русская, для массовой готовки, выпекания хлеба, а другая – поменьше, простая, ее удобно использовать летом. К слову, я лежал на русской печке. На кутьчах (кухнях) стоял пузатый самовар, его разжигали сапогом, и чугуны, в которых много готовили. Эту тяжелую посуду ставили в печь, в ней варили разную похлебку, а потом еще часа два держали в тепле. Вкус у блюд получался особенным, насыщенным.
Вместо обычных сапог казаки носили ичиги – длинные кожаные сапоги. Они были пошиты очень красиво: легкие, теплые и удобные. Надевали люди и кожаные унты, одно плохо – зимой в них скользко, – заключил Анатолий Сапунов.
