В конце октября 2016 года результате выборов новых членов Российской академии наук (РАН) в академической науке Бурятии появились сразу два академика. Ими стали известные ученые Борис Базаров и Арнольд Тулохонов. «Новая Бурятия» представляет интервью с новым действительным членом Российской академии наук (РАН) Борисом Базаровым.
- Борис Ванданович, вы, а также экс-директор и создатель Байкальского института природопользования СО РАН, ныне член Совета Федерации РФ Арнольд Тулохонов стали первыми бурятами-академиками?
- Это не так. Из этнических бурят, действительных членов РАН, которые были до нас с Арнольдом Кирилловичем Тулохоновым, можно назвать двух человек. Это Арлен Михайлович Ильин, выдающий ученый-математик из Санкт-Петербурга, лауреат Госпремии России. Он был избран в 2000 году. А также Евгений Цыренович Чойнзонов, крупный ученый-медик из Томска, который возглавляет Томский НИИ онкологии. Он сначала был избран членом Академии медицинских наук, а после ее недавнего слияния с РАН стал академиком РАН. Как специалисты, они выросли не в Бурятии, а в других центрах науки.
Если же говорить о руководителях академической науки Бурятии, то первым академиком в БНЦ СО РАН был Николай Леонтьевич Добрецов, который приехал в Улан-Удэ из Новосибирска. Здесь он возглавлял Геологический институт и БНЦ. Именно здесь он был избран сначала членом-корреспондентом, а затем действительным членом РАН.
А счет нашим бурятским член-коррам тогда еще Академии наук СССР открыл в свое время Маркс Васильевич Мохосоев. Затем были директор Института филологии СО РАН в Новосибирске Александр Бадмаевич Соктоев, директор Института общей и экспериментальной биологии СО РАН Владимир Михайлович Корсунов и директор Геологического института СО РАН Иван Власович Гордиенко. Двое последних, как и Добрецов, в разное время приехали работать в Улан-Удэ из Новосибирска. Здесь они полностью раскрылись, как ученые и организаторы науки.
Эти люди в свое время были в одном шаге от того, чтобы получить высшие отличия РАН. Поэтому мы с Арнольдом Кирилловичем не сами по себе такие красивые пришли и стали академиками. То, что академическая наука Бурятии сегодня получила сразу два высших звания РАН, было подготовлено самим ходом развития науки в нашем регионе.
Кстати, среди наших земляков недавно стал академиком РАН и Михаил Рудольфович Предтеченский, уроженец г. Гусиноозерск, крупный специалист по теплофизике, чья научная карьера проходила вне Бурятии.
- Кстати, престиж академиков АН СССР выше, чем у их коллег из РАН?
- Я бы так не сказал. Со времен советской науки сама РАН совершила огромный скачок. Появилась совершенно другая приборная база, другие средства достижения каких-то конкретных результатов. Сейчас аналитические центры науки совсем другие, я уже не говорю про информатику. Вы, наверное, помните эти большие залы вычислительных центров, машины с перфокартами. А сегодня все это заменяет один персональный компьютер. Сейчас в распоряжении ученых есть суперкомпьютеры и дата-центры, которые обрабатывают научные данные.
Информационные технологии тоже совершили большой скачок, аналитическая база кардинально поменялась. Раньше у нас не было никаких спектрометров, и величайшим достижением считался электронный микроскоп. А сегодня есть масс-спектрометры, которые на молекулярном уровне делают тончайший анализ материалов. Или магнитно-резонансные томографы, которые дают информацию о человеке с такой точностью, которая раньше была просто недоступна.
Сегодня наши археологи в своих исследованиях используют квадракоптеры, которые дают какие-то сумасшедшие результаты при исследовании поверхности Земли.
Гуманитариям тоже легче стало работать. Во-первых, мы полностью свободны от каких бы ни было политических ограничений. Все-таки в советское время существовала политическая практика, ограничивающая доступ к архивам. Я помню, как было раньше. Работаешь в архиве, и от большого количества записей отсыхает рука. А сейчас все эти данные представлены в электронных базах. Что называется, бери – не хочу!
Кроме того, сегодня в распоряжении наших ученых находится еще и огромное количество зарубежной информации. Раньше сами иностранные коллеги в своей работе были ограничены в рамках названных подходов. А сейчас свободно распространяется любая аналитика, что называется «от края и до края». Причем, иногда даже не обязательно владеть английским, немецким или, скажем, китайским языками. Поскольку существует специальные переводные системы, которые позволяют ученым из разных стран понять друг друга вообще «без разговоров».
Конечно, перевод с помощью различных сервисов несовершенный, но, тем не менее, общую тенденцию размышлений автора понять можно. А углубиться можно уже с помощью тех же словарей. Это дает возможность нашим научным сотрудникам свободно пользоваться доступным научным аппаратом и самим оперировать в мировом научном пространстве в равных с другими учеными условиях и, не рискуя быть непонятыми.
- Вы хотите сказать, что наши ученые выходят на мировой уровень, что наука стала единой и сегодня все существуют в одном научном пространстве? А такого понятия как региональная наука уже нет?
- Да, это все уже произошло. Но, конечно же, везде есть региональная составляющая науки. И в Америке, и в России, и в Китае, потому, что наука опирается на реальную практику. Но при этом она оперирует очень общими, крупными категориями. А региональная составляющая чаще всего идет в сопоставительном анализе с другими региональными практиками мира. То есть, наука нигде не бывает оторвана от реальной жизни, в которой живет ученый.
- Почему в РАН давно не выбирали действительных членов?
- Выборы действительных членов академии проходили всегда раз в два года. Но последние пять лет в РАН не избирали новых членов, так как была объявлена реформа науки. В результате этого перерыва освободилось много вакансий, поскольку академики, в основном пожилые люди, периодически уходят из жизни. Последний раз такие масштабные выборы были в 2003 году. Я как раз был в той волне – избирался в члены-корреспонденты РАН.
И с Арнольдом Кирилловичем Тулохоновым оба раза проходили выборы вместе. И в 2003 году, и в 2016 году. Судьба нас с ним сильно связывает. Это даже вызвало шутки наших коллег, которые назвали нас «кармическими братьями» (смеется)...
Вообще, действительных членов РАН выбирают только академики, а членов-корреспондентов – и академики, и член-корры. В прошлый раз, когда были выборы членов-корреспондентов академии, у нас обоих было по 11 тайных голосований. Это был изматывающий и очень длинный процесс. На этот раз у меня было 9 тайных голосований.
Оба мы представили свои данные, после выдвижения рассматривались наши работы, изучалось то, по каким параметрам мы можем быть приравнены к этому исключительному статусу. У Арнольда Кирилловича было несколько меньше параметров, но борьба за его место была более оживленной.
Я шел по вакансии Сибирского отделения РАН на место великого ученого, сибирского историка Николая Николаевича Покровского. Причем, по представлению коллег как молодой ученый. Поэтому у меня все предварительные экспертные совещания и голосования, - на исторической секции и в Сибирском отделении, - прошли «как по маслу», единогласно. В общем, ко мне старшие коллеги отнеслись очень снисходительно, поскольку я шел по категории «с ограничением возраста», и две трети прошедших в члены академии в этот раз шли по этой категории, как молодые ученые. Поскольку наша академия стала очень уж пожилая по возрасту.
А Тулохонов сразу подал на московскую вакансию. И у него, конечно же, и конкуренция была более жестокой, и обсуждение проходило более остро, и голосование было более волнительным.
- И каков в итоге был результат голосования?
- В конечном итоге на заключительном собрании академии мы оба получили один и тот же результат – 495 голосов «за», 11 – «против» и по 3 испорченных бюллетеня. Наши математики шутили, что в соответствии с теорией чисел такой результат был невозможен, но мы сумели доказать, что это возможно (смеется).
- Средний возраст академиков РАН – старше 75 лет. И одной из целей новых выборов было снизить его на пять лет. Удалось это сделать?
- Да, сегодня в этом направлении видны изменения. Но до выборов новых членов средний возраст был 78 лет. По нашей исторической секции даже выше.
- Я вас поздравляю с благополучным избранием в члены академии! Кстати, многие ощущают как бы свою личную сопричастность к этому долгожданному событию, когда сразу два представителя нашего народа и нашей бурятской науки, наконец-то, получили этот исключительный статус. Из бурятских историков вы – первый академик РАН. Кого из своих предшественников вы считаете своим учителем, чьим последователем вы хотели бы называться?
- Прежде всего, я выпускник БГПИ им. Доржи Банзарова, со мной в период становления там работали известные ученые – профессора Тармаханов, Улымжиев, а также доценты Евгений Лубсанович Бадмаев и Светлана Васильевна Евдокимова. В ИГУ, где я проходил аспирантуру и докторантуру, моими научными руководителями были профессора Батуев и Щербаков.
- Профессор Батуев - это тот, который написал о первом бурятском большевике Марии Сахьяновой?
- Да, Бато Бадмаевич считается специалистом по Октябрьской революции. Но, тем не менее, мы с ним работали очень дружно. Он был человеком очень свободного, раскованного взгляда на исторические процессы. Он меня не сковывал, а наоборот подталкивал к пониманию некоторых сложных проблем, особенно послевоенной истории.
Ну, и профессора Щербаков, Агалаков, Кузнецов – это ядро моих университетских учителей. И я бы выделил поистине гигантскую фигуру профессора Буянто Сайнцаковича Санжиева, которые долгие годы пестовал всех нас, бурятских историков, в аспирантурах и докторантурах.
Здесь в Улан-Удэ в академической среде – это Гармажап Лудупович Санжиев, один из наших крупных ученых в области отечественной истории. Он совсем недавно ушел из жизни. Большое влияние на меня оказал Тарас Максимович Михайлов, доктор наук, профессор, известный востоковед и религиовед.
Вот тот круг людей, ученых старшего поколения, начиная с аксакала исторической науки Никифора Петровича Егунова и заканчивая теми, кто ушел недавно, которых я считаю своими учителями. Я у них научился всему. И сегодня я продолжаю учиться у своих коллег, близких ко мне во возрасту.
- Вопрос как к директору Института монголоведения, буддологии и тибетологии (ИМБиТ) СО РАН. Какое место в вашем институте занимают исторические исследования по сравнению с другими востоковедческими центрами страны?
- Исторические науки должны быть определяющими в любом обществе, любом регионе. Без образования в области истории можно утратить свои корни. История вышла на первый план после острой дискуссии, которая прошла в 90-е годы и продолжается до сих пор. На мой взгляд, история – это наша «нить Ариадны», которая помогает нам не потерять себя.
В нашем институте ведутся крупные исследования, связанные с историей монгольских народов, проблемами «монгольского мира». Название «институт монголоведения» обязывает, и поэтому история Монголии занимает у нас ведущее место.
Кроме исторических исследований мы проводим языковедческие исследования по лингвистике, фольклору, литературе. Есть очень сильное направление религиоведения, связанное, прежде всего, с проблемами буддологии. Источниковедческое направление развивается в хранилище восточных рукописей. Вообще источниковедение – это один из наших «коньков». В тибетологии сегодня мы уверено заняли лидерские позиции в нашей стране.
В монголоведении мы в какое-то время сильно уступили Москве и Петербургу. Поскольку многие наши ученые ушли из жизни, не было замены. Разрыв поколений ученых оказался не восполненным. С другой стороны, мы находимся близко с Монголией, Китаем. И с учеными этих стран у нас происходит очень оживленный, постоянный научный обмен. Через Монголию мы легко вышли на ведущие мировые научные центры, которые занимаются проблемами в целом Центральной, или Внутренней Азии, и сумели выровнять свои исследования с мировыми стандартами и мировыми позициями. Это позволило нам в последние годы резко набрать большую массу научных исследований и одновременно с этим укрепить кадровую базу монголоведов.
Когда я пришел на пост директора института, здесь из 150 сотрудников было всего 9 или 10 докторов наук, и мы не могли даже создать условия для работы своих диссертационных советов. Сейчас институт значительно сократился. Но у нас сегодня 34 доктора наук и почти 60 кандидатов наук из 90 с лишним научных сотрудников. Состав сотрудников стал значительно моложе.
- Какие темы исследований института вы считаете приоритетными?
- У нас шесть тем утверждены РАН в качестве приоритетных направлений исследований института. Эти же темы отражены в госзадании ИМБиТ СО РАН и имеют бюджетное обеспечение. Это прежде всего история монгольских народов, трансформации ее в многовековой ретроспективе. Затем следует комплекс исследований, связанный с нашей региональной историей, социологией, этнологией.
Направление буддологии представлено в отделе философии и культурологии. Здесь у нас очень сильный состав сотрудников во главе с доктором наук Леонидом Евграфовичем Янгутовым. Наши позиции в этом направлении сильны тем, что здесь мы оказались, так сказать, по обе стороны Гималаев.
Изучая тибетский буддизм, мы ведем исследования в Северной и Южной Индии, где сегодня живет тибетская диаспора во главе с Далай-ламой, проводим совместную работу и консультируемся с ведущими в мире буддологами, которые не менее, чем по три месяца в году проводят в нашем институте. После встреч с Далай-ламой и по его просьбе эти специалисты оказывают нам очень мощную услугу в языковой подготовке наших сотрудников, в переводе различных тибетских источников. Это значительно ускоряет нашу работу.
Кроме того, у нас установлены и связи с Пекином, со специалистами по китайскому буддизму, с учеными из Внутренней Монголии, из провинции Ганьсу, из университета города Ланьчжоу. Это позволило нам все эти направления усилить.
- Как складывается сотрудничество с китайской стороной, которая у тибетцев выступает часто в качестве враждебной?
- Мы не хотим здесь быть необъективными. И мы сегодня сумели дать хорошие, ясные представления о том, как развивается современный Тибет в Китае. О том, как туда дошла технологическая революция, как в самом Тибете изменился образ жизни людей, колоссально поднялся уровень жизни.
Преобразования, которые произошли в Тибете в последние 20-30 лет, просто невероятны. В этот высокогорный край проложена железная дорога, совершаются пассажирские авиарейсы. Железная дорога на высоте 5,5 тыс. метров! Это впечатляет. Кардинальным образом изменились и жилища тибетцев.
Я видел, какие огромные вливания сделаны в жемчужину буддийской культуры Тибета. Тот же дворец Потала в Лхасе сегодня выглядит просто прекрасным музеем, а туристические маршруты в Тибете доходят до самых вершин Гималаев, до знаменитой горы Кайлас, куда раньше добраться было трудно. Сегодня там построены прекрасные дороги.
