Антон Павлович Чехов, мужчина средних лет в очках и с бородкой, прочно занял свое место не только в мировой литературе, но и в скучных школьных классах, где взирают друг на друга такие же скучающие школьники и мировой классик. Проходят поколения, но все остается неизменным – пыльный портрет на стене.
Тем не менее именно Чехов считается одним из родоначальников театра абсурда и литературных приемов вроде «потока сознания». Джеймса Джойса даже как-то спросят, не повлиял на него Чехов? Джойс, как известно, сказал, что не читал Чехова. И Сэмюэля Беккета с его «В ожидании Годо» тоже будут сравнивать с Антон Палычем, а точнее, с «Тремя сестрами». Но как же относятся эти сложные экзерсисы к нам, массовым зрителям, которые голосуют рублем?
Именно в силу своей авангардности, смешения жанров и направлений Чехов может стать интересным, скрытые на первый взгляд, они могут дать простор для творческой деятельности. И есть возможность увидеть другого, необычного Чехова, не скучного и надоевшего. Как, к примеру, в «Трех сестрах» в постановке Анатолия Баскакова, премьера которой состоялась 14 октября.
Все смешалось в доме Прозоровых
Кое-кто сомневался, как же режиссер, привыкший творить в небольшом помещении «Молодежки», освоит большое пространство нового здания театра русской драмы? Однако премьера показала, что размер не имеет значения, ну разве что размер духа. Баскаков ставил спектакли на большой сцене и не раз. Все спектакли, которые стали лауреатами, показывались на большой сцене – в Москве, Франции, Америке и т.д.
Те, кто ходит в «Молодежку», помнят, что в постановках задействовано все, начиная от окон и проходов, заканчивая иногда самими зрителями. Похоже, эту привычку он перенес и на сцену русдрамы. Не только перенес на сцену, но и преобразил ее.
Дом семьи Прозоровых, созданный иркутским художником Александром Плинтом, разделил сцену на две половины. На авансцене стояли только два стола и несколько стульев, сам же дом нависал, заграждал путь и поделил спектакль на два мира.
Есть, конечно, одна большая проблема – спектакль нужно смотреть, сидя в центре. Как объяснил сам режиссер, на премьере возникла техническая ошибка. А зал был полон. В ноябре, когда снова будут показывать «Трех сестер», боковые ряды и балконы зачехлят, и эти закрытые ряды, возможно, станут частью спектакля.
Вообще, как говорили потом сами актеры, впервые была использована полностью вся глубина сцены. Впервые использовался и точечный свет, созданный художниками по свету Натальей Гара (Томск) и Сергеем Грачевым (Москва). Грачев известен по работам в РАМТе, в театре «Мастерская Петра Фоменко», в Московском академическом театре имени Владимира Маяковского и других. Благодаря использованию точечного света спектакль стал практически художественным фильмом: появились крупные, общие и дальние планы. Вообще свет (и тень) – важный элемент в творчестве Анатолия Баскакова. Те, кто был в «Молодежке», видел, как он бережно относится к нему.
У нового режиссера в русдраме, скорее всего, не было выбора при создании актерского ансамбля. В силу этого многие роли были сыграны неравноценно. Что касается семьи Прозоровых, то за исключением, наверно, Марины Ланиной, играющей старшую сестру Ольгу, остальные сыграны интересно. Местами Ланина старательно переигрывает, зато Татьяна Белова (Ирина) и Светлана Полянская (Маша), в целом, убедительны. Некоторая замкнутость чеховской Маши дополняется порывистостью Полянской, романтизм и разочарованность младшей Ирины легко созданы Беловой. Станиславу Немчинову (Андрей Прозоров, брат девушек) удалось создать образ распадающегося человека. Ему во многом помогает его «типаж» взрослого человека с юным лицом. Это подчеркивает пассивность и одиночество Андрея. Убедительна Алена Байбородина в роли женщины-завоевательницы Натальи, жены Андрея.
Все же хочется верить, что через пять-десять прокатов актеры соберутся в одно целое. Но это то, что, возможно, будет. Теперь же о том, что есть. А есть объемный, по-баскаковски напряженный минималистский спектакль. В нем нет привычной чеховской трагедии маленьких пошлых людей. Действие идет в двух плоскостях – на светлой авансцене и на другой, темной, части дома. Но дело не в привычном сочетании света и тьмы, добра и зла. Этот мрак, по сути, есть небытие. И там герои полумертвы-полуживы. Эта мистика не противоречит Чехову. Многие герои в пьесе говорят: «А все равно». Так и здесь, в спектакле, пытаются жить только сами сестры. Ощущение того, что хоть кто-то жив, достигается за счет пластических решений, танца, поставленных Евгенией Герасимовой.
Когда смотришь спектакль, возникает странное чувство двойственности – где мы находимся? Внутри дома (герои входят, садятся пить чай) или снаружи, все-таки и там, на темной стороне происходит чья-то жизнь? Думается, на этой двойственности во многом и держится весь спектакль. Двойственности времени, ожидания. «Москва» рушится простым чебутыкинским «Черта с два!». Та же двойственность есть и в музыке, написанной Дашей Баскаковой и Евгением Вороновским, и так, как она решалась. Грустный, запоминающийся вальс иногда меняется тревожным индустриальным нойзом (современное музыкальное направление. – Авт.), и из дыма и света, из небытия возникают темные фигуры героев мира «Трех сестер».
Простая история
В одном из интервью Анатолий Баскаков сказал: «Мы стремимся прожить историю трех сестер не на рубеже XIX-XX веков, а с позиции сегодняшнего дня. Историю о том, как нас поглощает время с нашими мечтами, о том, как нас переплавляет жизнь, как сужается мир вокруг нас, разрушая иллюзии. Эта работа (спектакль. – Авт.) требует огромных внутренних затрат, совершать которые может только личность. Чем меньше человек личность, тем хуже он как актер. Чтобы человек начал понимать, начал совершать такие затраты, нужно углубиться, войти в ситуацию. А это достаточно трудно. В Чехове невозможно даже одного слова сказать, не проделав огромного мыслительного процесса».
Когда загорелся свет, и актеры вышли на сцену, весь зал встал и долго аплодировал, люди выходили, дарили цветы.
Эта премьера доказала, что события в нашей культурной жизни все-таки происходят. Но и не это главное, событие останется в прошлом. Важно, что есть человек, который может формулировать задачу и для себя, и для актеров, и для зрителей. Баскаков, безусловно, ценное приобретение для театра, который несколько закостенел.
Одна из актрис говорила, что была удивлена другим методам работы с материалом, когда режиссер убрал текст пьесы и заставил просто говорить о героине, ее жизни, и то, как это соотносится с ней самой. Если театр пойдет в том направлении, который был задан в «Трех сестер», то, возможно, мы скоро увидим совершенно другой, новый театр.
