Летом Минкульт РБ рапортовал, что лидирует среди министерств, успешно осваивающих средства нацпроектов. По мнению самого Минкульта, это лидерство как бы должно всех убедить в том, что культура Бурятии развивается динамично. Но это миф. Такой же, как бытующие еще с советских времен сказки о существовании у нас культурной и кадровой политики в сфере культуры. Такой же, как напыщенные разговоры о бурятской балетной школе и бурятской вокальной школе. Подобные иллюзии и заблуждения не единичны, их много, и они системны, поэтому есть смысл продолжить этот своеобразный цикл о мифах нашей культурной отрасли.
Главный тайша Агинских бурят Джиан Бодиин, Главный тайша Баргузинских бурят Рынгин Сотиев 1896 г.
«Цифра» и гуманизм
С 11 по 13 сентября в Москве состоялся заключительный этап Российской креативной недели, первые дни которой проходили по регионам. Министерство культуры Бурятии позиционирует «суперреспублику» как культурный центр российского востока. Но ни региональная Неделя в этот «центр» не пришла, ни «центр» на Неделе в Москве не был – «культурный центр» оказался за пределами события, определяющего тренды, по которым будет развиваться культура в стране.
Особенности нашего местного менталитета таковы, что быстро реагировать мы умеем только на красивые слова. Наверное, нам нравятся звучные сочетания букв. Например, «технократ», «меморандум», «симпозиум» или «урбанизм». И мы даже как-то умудряемся употреблять эти красивые слова в уместных случаях с уместным умным видом. Но суть явлений, названных звучными словами, нам постигать уже неинтересно. Зачем? Мы уже отметились же и среди умных, и среди красивых. Поэтому у нас всегда слова есть, а дела нет.
Что уж говорить о такой реальности, как креативные индустрии, креативная экономика, экономика талантов, если в Бурятии сами эти слова понятны так же, как жителю 70-х годов прошлого века было бы понятно слово «интернет». Этот в буквальном смысле слова вековой разрыв между обитателями «суперреспублики» и жителями Сибири и еще более западных территорий особенно прочувствовался именно на Креативной Неделе. А вернее, после возвращения с этого события.
Если коротко, то Неделя показала, что культура сейчас развивается по двум магистралям: цифровизация и гуманизация всего. И только на первый взгляд магистрали кажутся противоречивыми. На самом деле они, как цепи в молекуле ДНК, разнонаправлены, но связаны множественными «стежками». Цель цифровизации заключается в том, чтобы облегчить жизнь человеку, откликаться на любой запрос, убрать какие-либо ограничения, какую-либо недоступность в получении информации о любом явлении, любом событии. Однако неверно было бы считать, что самый главный культурный запрос сегодня технократический.
Наоборот, главное сегодня – человекоцентризм. Человек – источник, цель и смысл всего. Его волей все движется, ради него все замышляется, без человека ничего не будет. И в расчет берутся все потребности человека: физические, интеллектуальные, эмоциональные, духовные. Современная культура не воспринимает человека частями, современная культура убеждена, что человек целостен. Причем не физиологические и материальные потребности руководят человеком, а именно высший, духовный, эмоциональный запрос руководит качеством материальной жизни.
Для примера такой факт: в Дании с 1754 существует королевская академия изящных искусств, где в том числе обучали и искусству архитектуры с идеей, что архитектурная мысль – это искусство жить, что архитектура необходима для того, чтобы улучшить жизнь людей. Сегодня, 270 лет спустя, комфортный и… красивый дом является частью национальной идентичности датчанина, базовым правом. Только вдумайтесь – базовое право на комфортный и красивый дом! Такие дома, которые со всех сторон стиснули Улан-Удэ, датчанам, просто не идентичны: в их национальном менталитете деревянная коробка 7х8 – это не дом.
В этом датском примере надо обратить внимание еще и на целеполагание – архитектуре начали обучать с целью улучшить жизнь людей. Собственно, это всегда было смыслом культуры, но сегодня это, как говорится, тема дня, потому что все в креативных индустриях движется этим вопросом – а как можно лучше? И этот простой вопрос на Креативной Неделе не повисал в воздухе. То есть Неделя была не про рассуждение, а про делание. И главный ответ на вопрос «а как можно лучше?» многократно звучал и повторялся: чтобы было лучше – меняем, расширяем мышление, раздвигаем, а то и сносим привычные представления и границы, допускаем все необычное и невероятное.
Да, глядя на датский пример, можно сокрушенно вздохнуть, что у культуры длинный и неторопливый шаг. Был. В прошлом. Сегодня все происходит очень быстро, даже смена мышления. Ковид это нам показал, как говорится, на пальцах.
https://newbur.ru/upload/iblock/f45/f453a7680cad3a1507ea33e5524cdb94.jpg
Жить ниже среднего
Но даже вирус не смог ничего сделать с характерной для жителей Бурятии невосприимчивостью к изменениям, неотзывчивостью на них. На вызов времени «а как это можно сделать лучше?» наше коллективное бессознательное по-прежнему отвечает: «не все так страшно», «все не так плохо». Наверное, надо вознести хвалу высшим силам – ведь лет 10 – 12 назад ответили бы: «и так сойдет». Мы уже понимаем, что так не сойдет, что, в общем-то, у нас что-то нехорошо и даже плохо. Но не так, чтобы очень плохо и очень нехорошо – жить-то можно. Живут же люди! Это о чем? Это о том, что у нас целеполагание – жить ниже среднего. Нам не то что много не надо, нам жизнь в состоянии «не так все страшно» – уже хорошо! Вот такое у жителей Бурятии состояние эмоционального интеллекта, такое бытие, такое состояние духа. Соответственно, этот культурный запрос и определяет качество и уровень материальной жизни в республике. Как мы видим, запрос этот не человекоцентричен и потому радикально далек от тех тенденций, которые господствовали на Креативной Неделе.
Собственно, человекоцентричный запрос – это всегда про развитие. Человек не развиваясь, перестает таковым быть, почему, собственно, и культура – это всегда про развитие, про улучшение. У нас же, как мы видим, хотят не развития, а сохранения, консервации.
Сохранение ради развития
Мысль о том, что идея сохранения всего и вся уже давно неактуальна, посещала давно, но именно на Креативной Неделе эта идея четко оформилась. Ставить сохранение главной задачей культурных институций сегодня не актуально, потому что сегодня сохранять – само собой разумеется! Весь в 20 век человечество, активно разрушая, в то же время решало задачу сохранения. И на сегодняшний день все технические и технологические инструменты, все интеллектуальные ресурсы для сохранения у человечества есть, и они работают. Конечно, есть эксцессы, как пожар в Национальном музее Бразилии, пожар в Нотр-Дам, разрушение памятников Пальмиры, и все же наработаны системы, методологии и технологии сохранения, спасения и восстановления.
Когда в 1997 году 12 музеев Берлина провели первую акцию «Длинная ночь в музее», они тем самым завершили свою хранилищную миссию и манифестировали новый тренд в мировой культуре – актуализировать, сделать доступным, начать широко пользоваться сохраненным. В 1997 году! Музеи! Эти «кощеи», годами и веками скрывавшие от людей свои сокровища. Но зная, как взаимодействуют креативные индустрии, не удивляешься тому, что инициатива актуализации наследия исходила именно от музеев – во все времена именно высокое искусство рождает смыслы.
Что же по-прежнему актуально для нас в Бурятии сегодня, почти четверть века после гуманитарной инициативы европейских музеев? О чем мы постоянно твердим? О сохранении.
Сохранение ради сохранения
Сразу после возвращения с Креативной Недели удалось побывать на самом финале мероприятия под названием Urban sprint, где городские активисты и эксперты Агентства стратегических инициатив искали решения проблем исторического центра Улан-Удэ. И основной смысл этих решений состоял в сохранении старинных домов для будущих поколений, для детей и внуков. С этим, конечно, хочется спорить именно в свете актуальных мировых тенденций. Но дело в том, для нас это сейчас самое актуальное – сохранить хотя бы те руины исторической идентичности, которые еще уцелели за 100 лет советского и пост-советского пользования, беспощадного к прошлому, к старине, к истории, к подлинному.
То есть даже если министр культуры РБ и весь остальной «партхозактив» научатся правильно произносить (и писать) красивое заклинание «креативные индустрии», все равно ликвидировать разрыв между нашей местной культурной реальностью и реальностью остального культурного мира не получится. «Культурный центр» российского востока и ментально, и интеллектуально, и материально, и технически находится в реалиях 20 века.
Лама забайкальских бурят Ширетуа Жигжитов, 1896 г.
Пример – недавнее виртуальное открытие в Национальном музее РБ Информационно-образовательного центра «Русский музей: виртуальный филиал». Согласитесь, что это событие далеко не рядовое, можно сказать, историческое. И Русский музей свою инициативу отметил презентацией на тему: «Визуализация бурятской идентичности на примерах произведений искусства из коллекции Русского музея XIX – XX веков». Сколько человек в Бурятии смотрели эту презентацию непосредственно в момент прямой трансляции? Двенадцать! И нетрудно догадаться, кто были эти двенадцать – дирекция Национального музея РБ, товарищи из Минкульта и несколько директоров подведомственных ему учреждений. Не студенты колледжа культуры и искусств, ни посетители Национального музея или Национальной библиотеки, ни студенты ВСГИКа, ни активисты различных центров бурятской культуры – нет.
Русский музей актуален своей современной миссией – используя технологии, он расширяет свои возможности влияния на человека и возможности человека в пользовании благами культуры. Он открывает свои хранилища и открывается людям. Поверьте, таких уникальных артефактов, которые были представлены Русским музеем, мы, буряты, не видели никогда, и неизвестно, сколько бы времени еще не увидели! При этом Светлана Бирюкова, заведующая отделом центра мультимедиа Русского музея, зримо стеснялась того, что еще не вся бурятская коллекция у них оцифрована и они многого не могут нам показать!
Главный тайша Хоринских бурят Цыдэн-Дорджи-Аюшиев, 1896 г.
Главное, что показала ситуация открытия филиала Русского музея, это то, что наши местные культурные институты по-прежнему не ориентированы на человека. У них нет задачи донести культурную информацию до как можно большего количества людей, открыть доступ к культурным благам как можно большему количеству людей. Нет стремления доносить искусство, расшифровывать знаки, растолковывать смыслы, распространять идеи. Это поразительно, не так ли? С нами, бурятами, про нашу идентичность на основе произведений искусства впервые поговорили люди из Санкт-Петербурга. Местные деятели, скорее всего, даже не подозревают, насколько высок сегодня у людей запрос к идентичности.
Поразительно и очень-очень показательно. Отсутствие горизонтального развития культуры, нежелание такого развития, даже сопротивление ему, при этом пассивное ожидание вертикального движения – именно эти факторы и привели к тому, что культура Бурятии прочно застряла в 20 веке и, что еще печальнее, эти факторы продолжают господствовать в нашей культуре.
Туяна Будаева
Продолжение следует
