Пропавший сто лет назад купеческий сундук остается одной из главных загадок Бурятии

В Кяхте продолжается реконструкция дома Лушникова, одного из самых богатых меценатов дореволюционной эпохи
Культура |
эксклюзив
ЭКСКЛЮЗИВ
Фото Пропавший сто лет назад купеческий сундук остается одной из главных загадок Бурятии
Фото: архив Лушниковых

Который год в Кяхте идет реконструкция дома одного из самых богатых меценатов дореволюционной эпохи Алексея Лушникова. В прошлых выпусках нашей газеты мы писали об удивительных находках, которые сделали строители, снимая здесь старую штукатурку и разбирая завалы.

Побывавшие в старом доме могут увидеть следы раскопок, оставленные неизвестными в винных погребах и купеческих амбарах, разрушенные печи и стены. Какие клады искало не одно поколение кяхтинцев, бог весть, но самую главную находку старого дома – сундук купца Лушникова, с содержимым которого связано немало исторических страниц Кяхты, Бурятии и России, найти так и не удалось.

Главное богатство

Из записок ученого антрополога, археолога и этнографа Ю. Д. Талько-Гринцевича, в 1899–1908 гг. работавшего в Троицкосавске окружным врачом:

«Наиболее культурным домом в Кяхте был дом Лушниковых. Старый Лушников происходил из Селенгинска, читать и писать научился у декабристов братьев Бестужевых, чем гордился в свете и чтил их память. Поэтому он испытывал симпатии к ссыльным полякам, многих из которых знал лично. Под влиянием своих первых учителей полюбил чтение и науки, а сколотив состояние, выписывал множество книг и газет, был щедрым меценатом просвещения. Он содействовал основанию в Троицкосавске реальной школы, женской гимназии, был охранителем для сирот, народных школ, читален и библиотеки, насчитывающей в то время свыше 200 000 томов, поддерживал издания недавно основанного Географического общества, давал средства на расширение его музея и т. д. Он обладал врожденным остроумием, бичевал невежество, отсталость и жульничество купечества. В доме Лушникова гостили политические ссыльные, разные путешественники и учёные, приезжие. Лушников много лет страдал тяжелой болезнью спинного мозга и мог передвигаться только с тростью, время от времени выезжая на прогулку в карете. Лушников женился в пожилом возрасте на девушке значительно его моложе, из богатого, но разорившегося рода Кандинских, болевшей тяжелым наследственным невропатическим недугом».

Молодая супруга была младше Алексея Михайловича на 16 лет, но это не помешало ей стать настоящей опорой и соратницей во всех его общественных начинаниях. Образованная женщина (окончила Иркутский женский институт), приветливая хозяйка, заботливая мать большого семейства. У пары было одиннадцать детей и двадцать девять внуков, которые обязательно называли своих сыновей в честь деда Алексеями и, чтобы не путать их, давали им семейные имена – Лётя, Граня, Алексис и т. д.

Однако главным своим богатством Алексей Лушников считал художественное и рукописное наследие декабристов, которое собирал и бережно хранил многие годы. Наиболее ценной частью этой коллекции стали 68 портретов декабристов, нарисованных обыкновенным карандашом. По свидетельству современников, они хранились в сундуке Лушникова, всегда стоявшем в его спальне на втором этаже. К сожалению, сундук исчез и судьба его до сего времени не известна.

Коллекция и ее копии

В 1906 году, после смерти купца, в «Историческом вестнике» в рубрике «Заметки и поправки» появится статья сына А. М. Лушникова – Александра Алексеевича Лушникова «По поводу издания М. М. Зензинова «Декабристы. 86 портретов».

«Коллекция портретов в количестве 68 рисунков перешла к моему отцу А. М. Лушникову не от дедушки М. М. Лушникова, как неправильно сказано в зензиновском издании, а через Б. В. Белозерова, товарища моего отца, от И. И. Горбачевского, после его смерти в Петровском Заводе в 1869 году Н. А. Бестужев, с общего согласия декабристов, передал свою коллекцию на память Горбачевскому перед своим отъездом на поселение в Селенгинск. Коллекция едва не погибла, попав после смерти Горбачевского в руки его любимца и, как полагают, вместе с тем и сына Александра Луцкина. Коллекция портретов попала в руки Луцкина, который страдал злостным алкоголизмом и, не придавая особого значения работе Бестужева, пытался даже спустить полученную коллекцию в местном кабаке; когда Б. В. Белозеров узнал о предстоящей ей участи, он поспешил её купить, заплатив на неё всего 50 рублей.

Затем коллекция была привезена Б. В. Белозеровым в Кяхту и передана моему отцу А. М. Лушникову. И тогда было решено между пятью почитателями декабристов заказать копии с этих портретов по альбому для каждого. Оригиналы же предлагалось передать в «Русскую Старину» или в какое-нибудь другое историческое издание. Когда гг. Бутин и Першин поехали в Россию и за границу (в середине 70-х годов), им было поручено заказать с рисунков Бестужева копии.

В конце 70-х годов коллекция была возвращена Бутиным Б. В. Белозерову в Нерчинске, а последним снова передана А. М. Лушникову. Насколько мне известно, ни отец, ни Б. В. Белозеров не знали, что с портретов уже раньше были сняты Питчем копии, на что последнему от отца не было даваемо разрешения. Редактор «Русской Старины» М. И. Семевский обращался потом к отцу и Б. В. Белозерову с просьбой прислать ему эту коллекцию, но Алексей Михайлович почему-то не решался отправить коллекцию по почте.

Вообще в начале 80-х годов отец избегал говорить о коллекции, так что я, например, помню ее очень смутно и видел только один раз и то случайно. В 1884 году он отправил коллекцию с хорошим знакомым комиссаром Е. В. Пфафиусом в Россию, который по дороге где-то умер (только не в Иркутске, как неправильно говорится в зензиновском издании), и дальнейшая судьба коллекции не известна. Жена и родственники г. Пфафиуса должны бы были, по-видимому, знать, куда она делась – ведь 68 портретов не могли же исчезнуть и потеряться бесследно! Однако до сих пор о ней нет никаких слухов... Надо искренне благодарить поэтому Н. М. Зензинова, что он, хотя бы и без разрешения владельца, заказал Питчу копии бестужевских рисунков. Однако всё же сожалеем по оригинальной коллекции, так как она, понятно, имеет большую ценность как исторический документ.

Портреты декабристов

Вот что вспоминала умершая в 1913 году Клавдия Христофоровна Лушникова (Кондинская) (записано дочерью Алексея Михайловича Лушникова – Верой Алексеевной Лушниковой (Поповой).

«Коллекция состояла из большого числа портретов: 60, может быть, до 100 и более. Нарисованы на матовой бумаге желто-белого цвета и с золотым кругом-обрезом. Каждый портрет – на отдельном листке, и все сложенные вместе были толщиною, может быть, около вершка. На¬рисованы все карандашом обыкновенным; у некоторых – одни контуры; некоторые оттушеваны – наложены тени, то есть более вырисованы. Женских портретов не было. Величина бумаги – в большой почтовый неразогнутый лист. Лица были приблизительно одной величины. Сам Николай Бестужев или кто-то из его братьев нарисован в рубашке с расстегнутым воротом.

До сих пор сохраняется в Кяхте «мадонна» у купца Лушникова –  портрет девочки, сделанный Бестужевым там же, у купцов Старцевых, портреты всей их семьи и 67 портретов декабристов, которые он накидывал карандашом по мере того, как декабристы оставляли каторгу и каземат. Портреты эти были подарены им Горбачевскому. Если верить его дочери Александре Луцкиной, дело было так. Горбачевский, умирая, взял эти портреты и отдал ей, сказав: «Возьми их — у тебя будет кусок хлеба». Она взяла их и заперла в сундуке; но однажды в её отсутствие пьяный брат Александр, подобрав ключи к сундуку, утащил эти портреты, и они, несомненно, погибли бы, пропитые в кабаке, если бы Б. В. Белозеров не купил их у него за 50 рублей». С одного из этих портретов была получена А. М. Лушниковым фотографическая карточка, неизвестно где сделанная. 

Вскрыть через 50 лет

Из воспоминаний Попова, зятя А. М. Лушникова, мужа его дочери Веры Алексеевны: «Интересна история этих портретов. Зарисовки этих портретов Н. А. Бестужев начал делать с натуры ещё в Петровском Заводе. По выходе на поселение он продолжал пополнять коллекцию портретов, но уже по памяти. М. А. Бестужев, Торсон, И. И. Горбачевский и другие делали замечания, сообразно которым Н. А. вносил поправки. Портреты рисовались карандашом. По смерти Н. А. Бестужева М. А. подарил всю коллекцию портретов своему другу, отцу моего тестя — М. М. Лушникову. М. М. Лушников передал портреты моему тестю — А. М. Лушникову, и они до 80-х годов хранились в Кяхте. В 82-м или 83-м году пограничный комиссар Е. Е. Пфафиус поехал в Петербург, и А. М. воспользовался оказией и послал портреты М. И. Семевскому в «Русскую Старину». Но в Иркутске Пфафиус умер и портреты попали к А. А. Быковскому, который ехал с тем же караваном золота, с каким хотел следовать Пфафиус. Но портреты по назначению не дошли.

В 1894 году Лушников передал в Кяхтинский музей сидейку, письменный стол-бюро и кресло, сделанные братьями Бестужевыми. Он ещё в 70-х и 80-х годах XIX века пытался опубликовать коллекцию портретов декабристов, сделанных Н. А. Бестужевым. После многих мытарств они были изданы, но уже после смерти его, в 1906 году, М. М. Зензиновым.  Это знаменитые «Декабристы. 86 портретов». Историю появления и спасения от гибели этой коллекции поведали позже дети деда — художник Александр и дочь Вера. Но существовали предметы, которые не были переданы ни в музей, ни в печать. Они хранились в особом сундучке в комнате деда. Он был опечатан печатью Лушникова, а ключ от сундука тот носил всегда при себе на часовой цепочке. В сундуке этом, как говорили в семье, сверху лежали обыкновенные конторские книги, а под ними хранился «Дневник» Н. А. Бестужева, набросок — план воспоминаний Н. А. Бестужева, письма путешественников-исследователей Сибири, Монголии и Китая  Н. М. Пржевальского, Н. М. Ядринцева, Г. Н. Потанина, Д. А. Клеменца, записки таинственного старца Ивана Кузьмича, семейные бумаги Кандинских и другие.

Кузен Александр рассказывал, что дедушка завещал вскрыть сундук через 50 лет, то есть в 1951 году. Когда деда поразил второй удар, бабушка неотступно находилась при нём и первое, что сделала при его кончине, это сняла ключ с холодеющей груди мужа. Сундук и ключ потом хранились у бабушки. О дальнейшей судьбе заветного сундука мы с кузеном Александром в 30-х годах не раз гадали. Когда я в 1921 году посетил Кяхту, в амбаре усадьбы Лушниковых в беспорядке валялось содержимое десяти больших железных сундуков, но заветный сундучок бесследно исчез. Возможно, что сундук был вскрыт ещё до смерти бабушки (в 1913 году), и тогда дядя Александр – художник – получил доступ к материалам декабристов, которые дали ему возможность написать интересные и детальные «Воспоминания», обильно цитируемые М. Ю. Барановской в её книге «Декабрист Николай Бестужев».

«Где же он, заветный сундучок деда? Где те ценные рукописи, которые Н. А. Бестужев и его ученик А. М. Лушников хотели сохранить для грядущих поколений? Надо их искать упорно и настойчиво. Вряд ли бабушка осмелилась нарушить завещание. А она перед своей смертью в 1913 году передала ключ самому младшему из детей – Глебу, который единственный из всех жил рядом с ней. А Глеб Алексеевич в период Гражданской войны был казнён бароном Унгерном за категорический отказ сотрудничать с ним...» – вспоминал об истории рода Лушниковых Алексей, сын дяди Александра.

В тексте использованы материалы ООО «Творческая мастерская» «Улан-Удэархпроект», АУ РБ «Научно-производственный центр по охране и использованию памятников истории и культуры».

 

Кол-во просмотров: 7153

Поделиться новостью:


Поделиться: