С 5 февраля стартовал российский прокат фильма Андрея Звягинцева «Левиафан». Его уже многие посмотрели в интернете. Фильм вызвал небывалый общественный резонанс. Почему еще до его широкой премьеры он стал самым обсуждаемым в России фильмом? По крайней мере, за последние лет 25 точно. Аккурат со времен «Маленькой Веры» и «Так жить нельзя». Даже последний российский лауреат «Оскара», фильм Никиты Михалкова «Утомленные солнцем», получивший ровно 20 лет назад премию американской киноакадемии за лучший иностранный фильм (за 1995 год), не получал такой прессы.
Министр-тролль
Сегодня от участия в обсуждении "Левиафана" не может удержаться никто. Начиная с малолетних "троллей вконтакте", и заканчивая церковными иерархами и министром культуры России. Чьи высказывания, впрочем, по интеллектуальному напрягу не сильно отличаются от комментариев троллей на Интернет-форумах. Отписалось "по Левиафану" и публично прокомментировало фильм просто небывалое количество профессиональных кинокритиков, журналистов, политиков, блоггеров, священников, участников социальных сетей, других общественно значимых личностей.
"Уровень недержания" в комментах просто зашкаливает. Показателем этого стало эмоциональное высказывание министра культуры России Владимира Мединского, который публично сказал, что на деньги его министерства снимать фильмы "про рашку-говняшку" - это "государственный мазохизм"! Смысл сего "послания" министра деятелям культуры читается весьма прозрачно и заключается в следующем. Все, мол, лавочка закрывается, а агенты госдепа в области кино больше не получат ни копейки из государственной казны. Отныне никакой чернухи, только светлое патриотическое кино!
Не нужно иметь много ума и большое воображение, чтобы понять то, почему вообще это высказывание появилось, а также представить себе картину того, как до этого "идиота-министра вызывают на ковер" в большие кабинеты, скажем, в Кремле или на Старой площади. Где ему в картинках, не сдерживаясь в эпитетах относительно его умственных способностей и в описании особенностей его физиологии, популярно объясняют, что с ним будет, если еще раз на премию американской киноакадемии от нашей страны будет выдвинут фильм, где "нас обс...ают за наши же деньги"!
Дело в том, что в начальных титрах фильма зрителю торжественно сообщают, что фильм снят "при финансовой поддержке Министерства культуры Российской Федерации"!
Визуальные "крючки" охотника на Левиафана
Только тогда железно работает тот самый фирменный "крючок" Звягинцева, с помощью которого он и "держит зрителя". Речь идет о том мастерском создании "эффекта присутствия" зрителя в жизни героев фильма, - совместном со зрителем созерцании (деталей, пейзажей), перемещении в пространстве, участии в бытовых действиях (герой неспешно ставит чайник, переключает каналы телевизора, выходит из лифта, едет в машине, переключая скорости и т.п.). Эта магия "эффекта присутствия" завораживает зрителя, постепенно погружает его в фильм. Таким образом "незаметно" для него достигается максимальный уровень сопереживания. В Интернете всего этого не увидишь, даже при, в принципе, нормальном разрешении и относительно высокой скорости (смотрел на 720 пикселях, 8-ми "ядрах" - С.Б.). Хотя невооруженным глазом видно, что Звягинцев, что называется, "в своем амплуа".
Кстати, о "картинке" и созерцании. В этом случае показательны экзистенциальные метания (между служебным долгом и выгодой) чинов из администрации Мурманской области. Современные городничие, - а "натура" в фильме взята в приморских населенных пунктах Мончегорске, Кировске, Териберке, - сначала вполне официально заявили о том, что прокат фильма на территории области будет запрещен. Однако через несколько дней, видимо, посмотрев фильм в Интернете, они все же оценили "картинку" и отменили свой запрет. Сославшись на то, что "Левиафан" повышает "туристическую привлекательность региона"!
Сразу скажу, что картины северной природы, "живого" Баренцева моря (где, видимо, и живет Левиафан, шутка) в фильме не просто красивы, а завораживающе, магнетически прекрасны. Есть в фильме по-настоящему редкий кадр, удача оператора Михаила Кричмана. В нем Лилия, супруга главного героя (актриса Елена Лядова), перед тем, как погибнуть, или в переносном смысле быть поглощенной Левиафаном (здесь сценарий оставляет свободу для психологических и криминальных интерпретаций: то ли она сама бросилась в море, то ли ее сбросили по указке злодея-мэра), стоит на берегу океана и прямо перед ней, в океанской перспективе показывает свою спину огромный кит (Левиафан?). В этом кадре они удачно помещены вместе и, по задумке оператора и режиссера, этот кит - последняя "картинка" в ее жизни!
Как выписать натуру
Впрочем, этот текст не о художественных достоинствах фильма Андрея Звягинцева (выше просто не удержался), а сугубо о социологии и политике, которые касаются всех наших соотечественников, в том числе и тех, кому "Левиафан" откровенно параллелен. И о том, насколько достоверно то, что мы называем "российской действительностью", отражено в фильме. Вокруг этого, собственно, и все споры о фильме.
Лично меня в омут Интернет-баттлов вокруг фильма затянули отнюдь не рецензии сидящих в Москве или Европе критиков и журналистов (хотя, конечно же, есть и у них интересные, порой, я бы сказал, высоко артистичные высказывания), а мнение жителей замершего на днях при минус сорока на улице и выключенном отоплении в домах таймырского города Дудинка. Хотя до кандидата ли на "Оскар" им сейчас? Один из жителей Дудинки написал на одном из местных форумов о том, что фильм Звягинцева не очерняет российскую действительность, чем в основном и возмущена "патриотическая" часть разделившейся на фанатов и врагов "Левиафана" страны, а наоборот приукрашивает ея! Причем, с ним были согласны все отписавшиеся на этом форуме земляки.
Смех смехом, но в фильме действительно действие разворачивается не только на фоне депрессивной, "чернушной" натуры, - кривых жилых бараков, заброшенных жилых трехэтажек, остовов старых судов и т.д., - но и вполне приличной на вид инфраструктуры. Это новый, освещаемый по утрам и вечерам мост в Териберке, здания администрации и суда, кажущиеся строениями явно не районного масштаба, роскошные апартаменты местного православного епископа (или архиепископа?), не отличимый от московских заведений ресторан, где "отдыхает" Вадим Сергеевич Шелевят (актер Роман Мадянов), мэр города Прибрежный, начиненный акустической аппаратурой и богатым иконостасом новый с иголочки кафедральный собор.
Отдельно о доме главного героя. Он одиноко стоит на противоположном от приморского городка берегу реки, рядом с мостом, в отдалении от поселения, в очень живописном месте. Старый основательный дом в три этажа с мансардой, большая застекленная (толщиной почему-то в одно стекло, это на севере) веранда на половину периметра дома. Рядом с домом вместительный гараж-мастерская, где главный герой, хозяин дома Николай Сергеев (актер Алексей Серебряков) занимается своим маленьким бизнесом - ремонтом автомобилей, теплицы, хозпостройки.
Площадь земельного участка - 0,27 га, стоимость вместе с домом по "независимой оценке" - 3,5 млн. рублей, по оценке администрации города Прибрежный - 639 тысяч рублей. Все эти данные озвучиваются в фильме, когда судья городского суда Тарасова профессиональной скороговоркой зачитывает приговор, по которому у Николая отбирают "для федеральных нужд" его дом. Возмещая его стоимость, само собой, не по "независимой оценке". Довольно типичная, можно даже сказать, рутинная ситуация для сотен российских городов.
Вербальные "крючки"
Кстати, все "вербальные крючки" в фильме, а это непосредственно звучащие в фильме "документы времени" в виде текста решения суда, заявления в полицию, которое составляет армейский друг Николая, ныне московский адвокат Дмитрий Селезнев (актер Владимир Вдовиченков), а также финальная проповедь архиерея, введены в фильм явно неспроста. Нисколько его не утяжеляя, они наоборот добавляют "правды жизни".
К тому же, этими "вербальными крючками" (помимо чисто визуальных и звуковых), опытный "ловец душ" зрителей Андрей Звягинцев умело пользуется как явно художественным средством. С его помощью решается следующая задача - показать как обыденно Левиафан (на этот раз в виде бездушной государственной машины) пожирает своих жертв. Интересно проследить, как ведет себя камера Михаила Кричмана, пока озвучиваются эти документы. Она как бы показывает, что "правды нет ни на земле, ни на небе".
Кстати, как наблюдатель, освещающий в том числе ход судебных процессов и похожие социальные конфликты, могу смело подтвердить социологическую точность этой части сценария фильма. По крайней мере, и проповедь, и заявление, и приговор явно списаны с жизни с помощью компетентных экспертов-практиков.
Ляпы "Левиафана"
Вернемся к теме приукрашивания. Ни главные герои фильма (Николая, Дмитрий, Лилия), ни дом главного героя, вокруг которого разворачивается конфликт, не вписываются органично в реалии почти заброшенного провинциального северного городка на краю Земли. Интеллигентность их природы не позволяет этого сделать. Даже несмотря на, я считаю, искусственно введенные в диалоги маты (для достоверности, что ли?).
Особенно это касается Лилии и дома. Фактура актрисы Елены Лядовой, известной по фильму того же Звягинцева "Елена", ее манеры, речь, субтильная фигура со вполне себе южной интимной стрижкой (зачем-то показанной в фильме), органичны для московской среды, - интеллигенции, офисного планктона, бизнес-элиты. Но никак не для Териберки, где она стоит на конвейере "вонючего" (по выражения адвоката) рыбзавода, буднично ругается с пасынком и мужем, общается со своими друзьями - семьей местного мента ("дэпээсника"), может выпить полный стакан водки, не закусывая.
То же самое касается и дома. Эта декорация фильма построена, исходя явно из представлений о жилище (в частности, о домике у моря) самого Андрея Звягинцева, а не из практических реалий жизни на мурманских "северах". Чего стоит один домашний "аквариум" из стекла в виде просторной "веранды" (на самом деле являющейся большой частью дома), совмещенной с кухней и столовой с отличным видом на заливы и закаты. Такой хрупкий стеклянный дом, где окружающий прекрасный ландшафт является продолжением жизненного пространства героя, больше подходит для жизни где-нибудь на вилле у теплого моря, в тихих "заповедных" кварталах для богачей в самой столице или в элитной части Подмосковья.
Кстати, похожая квартира была и у героя предыдущего фильма Андрея Звягинцева "Елена", старого московского миллионера (играет Андрей Смирнов). Понятно, что у московского режиссера могут быть свои представления о комфорте и о пространстве жилища. Но как жить на Севере зимой в таком "аквариуме" (повторюсь, толщиной в одно стекло), как его отапливать большую часть времени года? Непонятно.
Отчасти смущает и то, что в фильме новый городской кафедральный собор, где проводит службы и читает проповеди сам местный архиерей, построили почему-то не в центре населенного пункта, что практично и логично, а на самом отшибе, вдали от основной жилой застройки, где проживает несчастная паства архиерея. Причем, от этого места до самого вымышленного города Прибрежный нужно добираться на автобусе или на личном автотранспорте, что каждый день и делает работающая на рыбзаводе Лилия.
Чисто русская история
Муж Лилии Николай подозревает, что на месте его дома, который будет снесен "для федеральных нужд", злой мэр Шелевят (Левиафан?) затеял построить свой дворец , что не менее логично. Этот будущий дворец герой картины и грозится сжечь в знак протеста против социальной несправедливости. Этот акт справедливого возмездия, скорее всего, и был описан в первоначальной версии сценария фильма Андрея Звягинцева.
Напомним, что сам режиссер говорил, что в основу его фильма легла реальная история сварщика Марвина Химейера, жителя американской глубинки, у которого в 2008 году местная корпорация отсудила дом и построила на его месте цементный завод. Не найдя справедливости в суде, "последний американский герой" (так его называли в СМИ) Марвин Химейер переделал свой трактор в бульдозер, снес к едреней фене этот заводик, несколько домов в своем городке, где проживали его враги в лице представителей местной власти, вступил в перестрелку с полицией и в конце концов застрелился. Не сдавшись, так сказать, на милость врагам.
Несколько лет назад в том же Кировске Мурманской области, где снимался фильм "Левиафан", один из местных предпринимателей, у которого чиновники вымогали взятку, в кабинете мэрии застрелил сити-менеджера, его зама, а потом застрелился сам. Переложить эту "российско-американскую историю" на свой лад и решил Андрей Звягинцев. Но его герой Николай Сергеев (актер Алексей Серебряков) в аналогичной ситуации не убил мэра, не снес бульдозером его дворец, а сам потерял все и был морально сломлен.
Большому кино - неожиданный финал!
Тем, кто не смотрел это кино, расскажем вкратце, так сказать, о фабуле сюжета. Герой картины, скромный автослесарь Николай живет вместе с женой Лилией и сыном-подростком Ромкой в своем родовом доме, построенном еще его прадедом на берегу моря. К нему в северный город Прибрежный приезжает из Москвы его армейский друг, адвокат Дмитрий, который и будет защищать интересы Николая в суде против претендующей на его дом и участок мэрии. С собой адвокат привозит "убойный" компромат на местного мэра, у которого, оказывается, "руки по локоть в крови". Правда, о том, ради чего в депрессивном городке Прибрежный с одним работающим предприятием мэру нужно убивать людей, не говорится. Этим компроматом друзья хотят "взять за фаберже" мэра Шелевята после проигрыша в суде. Однако постепенно бравурные мотивы в духе "я объявляю вам войну" сменяются в фильме на упаднические темы "про уродов и людей".
В итоге земельный участок Николая достается мэрии. На сумму "возмещения ущерба" в 640 тысяч рублей герою светит лишь брошенная "халупа" (маленькая квартира) в одной из "хрущоб", перспектива потери бизнеса и службы в местной ментовке. Поскольку идти работать больше некуда. Адвокат Дима тем не менее, надеется на более благополучный исход дела и представляет мэру Шелевяту тот самый убойный компромат. Мэр, у которого на носу выборы, не желает огласки. Он говорит, что оставить участок Николаю "невозможно", а вот возместить другу адвоката три с половиной миллиона рублей (а не 640 тысяч) "нет проблем". На том порешили.
Однако дальше все происходит совсем не так благостно. Николая, правда, выпускают из КПЗ, куда он угодил на следующий день после суда "за сопротивление представителям полиции" при подаче заявления на мэра. Накануне этого, после суда и возлияний у местного епископа, пьяный мэр, явно превышая полномочия, заявился в дом к Николаю, потребовал "убираться отсюда", сказав при этом, что у того никаких прав "не было, нет и не будет".
Охотники на "взятого за фаберже" мэра в ожидании решения вопроса в их пользу отправляются с друзьями на загородный пикник с шашлыком, водкой и стрельбой по мишеням. Там на пикнике самым скандальным образом (муж застал на месте "происшествия") выясняется, что Лилия изменяет Николаю с его другом. Оба участника адюльтера получают морде от крутого нравом Николая. При этом Лилия встает перед необходимостью выбора - остаться с Николаем или уехать с адвокатом в Москву. В итоге она в тот же день возвращается к Николаю, он прощает ее, семейная пара для укрепления отношений решает завести общего ребенка.
А тем временем после сцены супружеской измены на глазах у Романа, сына Николая, отношения Лилии с пасынком портятся окончательно.
Расстраивается и задумка с шантажом мэра Шелевята. Вдохновленный словами своего духовника, православного архиерея, о том, что "любая власть от Бога", и что власть на своей территории решает вопросы силой, мэр с помощью местных силовиков (судьи, прокурора, начальника полиции) и "братков" берет в оборот адвоката и его друга. Адвоката Диму вывозят за город, приставляют к голове пистолет и грозят убийством дочери. А его друга Николая арестовывают за убийство собственной жены. При этом мэр требует от прокурора Горюновой "возбуждаться любой ценой", то есть, посадить Николая, чего бы это ни стоило.
Дело в том, что до этого неожиданно тело Лилии со проломленной головой и следами изнасилования (?) находят на берегу залива. Не совсем ясно, сама ли она совершила самоубийство, бросившись в море со скалы, или ей кто-то в этом помог. Потеряв все, - жену, друга, дом, - Николай ищет утешение в алкоголе, уйдя в многодневный запой и предоставив сына самому себе.
В этот момент Николай, придя за очередным литром водки в местный магазин, встречает там приходского священника отца Василия и спрашивает у того с вызовом: "Ну, где твой Бог"?! Здесь-то из уст священника и звучит библейский сюжет о праведнике Иове, жертве спора между Богом и Сатаной. По разрешению Бога его визави лишил Иова всего, что тот имел, и оба ждали от праведника каждый своего. Бог доказывал, что есть праведники, которые в любых несчастьях остаются верными Ему, а Сатана утверждал обратное. Иов выдержал испытание и был вознагражден за это: прожил 140 лет, родил многих других сыновей, видел потомков до 4-го колена и спокойно "умер, пресыщенный днями".
- Можешь ли ты удою поймать Левиафана? На Земле нет подобного ему, Он царь над всеми сынами гордости, - говорит священник Николаю словами из "Книги Иова", намекая на то, что человек бессилен перед тем, что Бог допустил.
Кажется, именно в этом эпизоде и заключен тот просвет, который Звягинцев оставляет зрителю. Это не бунт, не восстановление силой справедливости, а кроткое терпение. Все просто: Бог терпел и нам велел.
Тем временем друг Николая, адвокат Дмитрий, бежит из города, испугавшись угрозы мэра, а самим Николаем занимаются уже следователь с оперативниками. На него дают показания друзья жены, оперативники находят у него в мастерской вещдок - молоток, похожий на "орудие убийства". Николай просто раздавлен обстоятельствами и в итоге оказывается за тюремной стеной. Его дом-"аквариум" на берегу моря сносят мощной строительной техникой, а брошенного сына берут под опеку те же друзья жены.
И вот неожиданный финал фильма - сцена воскресной службы в новенькой церкви. Именно этот кафедральный собор, а совсем не дворец мэра, построили на месте снесенного дома Николая Сергеева. Теперь ясно, почему мэр Шелевят говорил адвокату о невозможности оставить участок нашему герою, а архиерей требовал "решить силой вопрос"!
"Он над нами издевался..."
Именно то, что режиссер Звягинцев "покусился на святое", и вызывало широкую гневную критику фильма. Очевидно, что не коррупция, не ставший рутиной криминал, в который вовлечена власть, стали главной "фишкой" фильма. Добавила перцу и публицистическая историчность проповеди, которую читает архиерей в новом храме. Здесь и доморощенные "кощунницы" с их панк-молебном (группа Pussy riot), и украинские "ведьмы"-феминистки с "крестоповалом" (группа Femen), художественные акционисты-"рубщики икон" и другие "враги Отечества", выступающие против Бога, который в силе. А сила в правде (краткое содержание проповеди - С.Б.).
Вопрос о том, кто же прав, - несчастный герой Николай, дерзко спрашивающий, где ваш Бог, или щедрый жертвователь и прилежный прихожанин (по воскресеньям) мэр Шелевят, точно знающий, где Бог, - Андрей Звягинцев оставляет без ответа.
В фильме "Левиафан", несмотря на всю, казалось бы, уничтожающую критику российской жизни, совсем нет того, что является для власти, светской и церковной, самым болезненным и нежелательным. Речь идет о двух бесспорных для зрителя и им же морально оправданных посылах: "так жить нельзя" и "этих надо менять". Кажется, что и сам Андрей Звягинцев ищет и не находит ответа на прямо поставленный самим режиссером вопрос: что же после всего этого делать?
Сегодня о Звягинцеве много пишут, как об очернителе "великой и прекрасной России", как о представителе "пятой колонны", больно задевшем не только власть, но и самое святое - народ и его веру. И как о конъюнктурщике, который ради зарубежной премии готов в угоду западному зрителю показать свою страну с грязной, неприглядной стороны.
Другая часть истеблишмента, большей частью либеральных взглядов, представляет его чуть ли не революционером с камерой, безжалостно фиксирующим пороки "прогнившей государственной машины", буревестником тем самых перемен, которых "мы ждем". То есть, все с точностью до наоборот.
В этой наэлектризованной атмосфере несложно прогнозировать, чем выльется получение "Левиафаном" (а шансы у него, учитывая международный политический бекграунд, неплохие) в скором будущем премии "Оскар". Уже сейчас можно представить, как в России одни будут оскорблены тем, что "нас обо..али за наши же деньги", а другие с еще большим воодушевлением запоют новенькое и пока маргинальное: "Путин, хеллоу"!
Два послания Звягинцева
На самом же деле, автор "Левиафана", скорее, напоминает типичного представителя московского "креативного класса", растерявшегося после Болотной и после "панк-молебна", неожиданно оказавшегося мощнейшим по воздействию на массы. Нужно сказать, что общественный контекст на фоне которого снимался "Левиафан", был совершенно другим, нежели сейчас. Еще не было Майдана и "революции достоинства" (в другой терминологии "антиконституционного переворота") в Киеве, войны на Донбассе и вполне реальных молодых и не очень людей, недовольных своим положением и получивших в "зоне АТО" оружие и реальный боевой опыт.
В 2012-2013-м годах, когда Звягинцев доводил до ума свой фильм, во время "разгонов" Болотной и так называемых "маршей миллионов" верхом мужества для подростков-хипстеров и офисных служащих со смартфонами и айпадами было сфотографироваться с плакатом "путен зас...ал" и выложить фото в сеть. А для "космонавтов" в черных пыльных шлемах - перенести на руках лежащих на асфальте студентов и упаковать их в автозак. Если Звягинцева так напугало это, то каким же будет его следующий фильм?
Дело в том, что интеллигент Звягинцев психологически одинаково далек и от правящего класса, и от народа. Обе эти силы страшны и непонятны для него, не вызывают у него сочувствия. В фильме нет ни одного объективно положительного персонажа, включая маленького Ромку и священника отца Василия. И режиссер обращается к обеим силам со вполне себе миротворческим посланием, делая попытки выйти из своего уютненького "аквариума".
Народной массе Звягинцев говорит (правда, как-то не очень ясно и не очень убедительно), мол, "терпите да воздастся", "бог терпел и нам велел". Причем, говорит явно с чужих слов, выбрав, видимо, для солидности притчу из Ветхого Завета об испытании праведности (Книга Иова). Кстати, этот эпизод - самое слабое, на мой взгляд, место в сценарии фильма. Автор, похоже, и сам был не уверен в том, поймут ли его простые Коли. Известно, что сама Книга Иова, как и образ Левиафана (могучее морское чудовище, семиглавый огнедышащий змей, образ то ли мирового зла, то ли "бича Божьего") - не самые простые для объяснений части Библии, в которых путаются даже богословы и профессиональные исследователи религии.
Представителям правящего класса адресован иной, более простой и внятный посыл. Остановитесь, одумайтесь, хватит хапать и давить! Вы посмотрите, что за народ у вас! А если эти Коли завтра протрезвеют, не пойдут послушно под каток, не захотят, чтобы их забетонировали, а наоборот, возьмут ружья и сядут на бульдозеры? Вы представляете, что будет?! Они ж не только вас, уродов, разнесут! Но вместе с вами и нас, мирных и творческих людей! Снимающих в "аквариумах" на деньги Минкульта свой арт-хаус, сидящих в соцсетях и перекладывающих бумажки с восьми до пяти с перерывом на обед в своих офисах и госучреждениях, ездящих в отпуск в Прагу и Милан и мирно пережевывающих свой среднеевропейский лэвэл потребления с доступными кредитами и другими бонусами. Ну, вы что, озверели, Бога не боитесь? Вот, уроды, посмотрите на себя со стороны! Воруйте же, но в рамках!!
Кстати, концепция Бога в фильме "Левиафан" до предела утилитарна и проста. Для народа он Утешитель (надо только терпеть, и "все будет хорошо"), а для власти - Источник силы (надо только делать пожертвования, и "встретимся на Таити").
О креативном классе
Возможно, сам того не понимая, художник Звягинцев поднял и почти исчерпал довольно неприятную для московского планктона тему. Позиция автора "Левиафана" при всей своей безжалостности в описании и моральном осуждении коррупции, криминала во власти, а также при уничтожающей критике мертвящего клерикализма иерархов (а не народных "батюшек" с их простодушной верой), хорошо выражает страхи так называемого "креативного класса".
Этот класс на самом деле не хочет (и не может осознанно хотеть) смены режима, революций. Он готов выходить "на Болото", но только для коррекции европейских ценностей самой власти, очищения ее от совсем уж вызывающих злоупотреблений, а также вследствие чрезмерного оскорбления со стороны власти того самого интеллигентского чувства самоуважения. Типа, "мы вам не быдло".
Дело в том, что исторически население столицы всегда отличалось в России от остального населения страны и было прочной опорой власти. Например, с советских времен тот слой, который сейчас называют московским "креативным классом" и социальной основой "Болота", - а это многочисленная художественная, научная, техническая интеллигенция, огромный класс менеджеров в сфере государственного и бизнес-управления, все эти работники собранных со всей страны десятков тысяч российских и иностранных компаний, госкорпораций, государственных и муниципальных учреждений, банков, предприятий услуг и сервиса, многочисленных вузов, институтов, академических институтов, ведомственных НИИ, проектных и экспертных контор и т.д. и т.п., - на самом деле является одним из бенефициаров режима.
При коммунистах с их системой прописки и дефицита товаров бонусами для москвичей были в целом более высокие зарплаты, облегченный доступ к лучшему в стране образованию и здравоохранению, бесплатные московские квартиры, которые при наличии постоянной московской прописки можно было по очереди получать гораздо быстрее, чем в других городах, лучшее по сравнению с другими местами снабжение продуктами и другими товарами. На московских стройках, в Метрострое, на промышленных предприятиях, в коммунальной сфере тогда работали в основном "лимитчики" (аналог нынешних мигрантов), а из коренных москвичей редко кто работал руками, - у станка, подметал улицы и прокладывал коммуникации.
Сегодня после "отмены крепостного права" (системы прописки) московский "креативный класс" вместе с теперь уже бывшей "лимитой" остается бенефициаром построенной в последние годы системы, когда все налоги страны и огромные доходы с продажи углеводородов (нефти и природного газа) идут через Москву. По большому счету, москвичу, который отсиживает в своем офисе энное время за среднеевропейского уровня зарплату, обеспечивающую ему европейский же уровень потребления, и который может в отпуске свободно передвигаться по миру, не зачем что-то менять в пользу "замкадья". Режим власти и распределения доходов страны его в принципе вполне устраивают.
Единственное, что может побудить московский офисный планктон в виде "рассерженных горожан" выйти на улицы и "катить бочку" на власть, это оскорбление (чрезмерное!) его достоинства. Даже наличие большой массы мигрантов в Москве (на местных стройках, в рядах дворников) самих москвичей, за исключением, конечно, бывшей "лимиты" и их детей, не сильно напрягает. Поскольку средний москвич (если он по какой-то причине не работает на стройке) не конкурирует с мигрантом за рабочее место, и в принципе вообще мало с ним сталкивается. Не случайно, вся пехота так называемой РаХоВы (анг. Racial Holy War, "священной расовой войны"), которую ведут на улицах Москвы против таджикских дворников ультранационалистические "белые бригады", состоит в основном из детей бывшей "лимиты". Желающей стать своей для москвичей, пусть даже на основе ненависти к "чуркам" и "чучмекам".
В то же время во всех странах, в том числе и в России, власть меняется в ходе революций только тогда, когда бунтовать выходят голодные жители столиц. Поэтому властям пока надо бояться не московского планктона и "рассерженных горожан", выходящих на Болотную и на Сахарова с креативными плакатами и айфонами в рамках модного ныне политического акцианизма, а тех самых Коль с двустволками из российских медвежьих углов, показанных в "Левиафане". Или их выросших сыновей Ромок, которые скоро перестанут бухать и ломанутся сначала в свои региональные столицы, а потом и в "нерезиновую" за норковыми шубами для своих девушек и с целью "отжать тачку у коммерса". Как в "Лугандоне".
В принципе, именно об этом представитель "креативного класса" Андрей Звягинцев и предупреждает представителей власти. Желая им, по сути, добра и процветания. Без оскотинивания их самих и врученного им для "кормления" населения.
