19 июня 2021 года исполняется 60 лет со дня рождения бурятского поэта Рахмета Шоймарданова
Поэт Рахмет Шоймарданов был известен с конца 1980-х до начала 2000-х годов, то есть во время своеобразного перелома общественного сознания. Его любовная лирика, философские искания, новаторство – настоящая кладезь для тех, кто хорошо знает и понимает бурятский язык.
Происхождение
Рахмет Шойдулович Шоймарданов родился 19 июня 1961 года в селе Инзагатуй Джидинского района. Окончил Бурятский пединститут им. Банзарова, работал литературным сотрудником детского журнала «Ласточка» («Хараасгай»), в журнале «Байкал», корреспондентом Бурятского радио, литературным консультантом Союза писателей Бурятии, но всегда главным для него оставались творчество и его стихи. В последнее время своей жизни Рахмет готовил сборник «Избранные вечера» на русском языке, книгу стихов на бурятском «Четки» и занимался прозой.
Всегда с самого начала нашего знакомства он говорил, что по национальности татарин. Но в последние годы жизни все чаще и чаще признавался, что его родным, кровным отцом является бурят. Так как писатель Даши-Даба Мункуев оставил жену и маленького Рахмета сразу после рождения, он воспитывался у бабушки по материнской линии, а мать и родственники никогда не говорили ему об отце. Да и сам он, видимо, с детства держал некую обиду на него. Однако, став зрелым человеком и занимаясь литературой, все чаще говорил, что его отец – талантливый бурятский писатель-прозаик.
Рахмет начал писать стихи на бурятском языке еще в юном возрасте. После Олимпиады молодых поэтов, где Рахмет был увенчан лавровым венком победителя, в разговоре с журналистом он признался, что написал около 2 тыс. стихов. Это было удивительно, учитывая его возраст 15 лет. Когда он умер, ему было 43 года, и его изданное творчество вместилось всего в две книжки: «Начало музыки» (1990) и «Избранные вечера» (2004). Обе книжки изданы тысячным тиражом и мгновенно стали раритетными.
Литобъединение «Баргузин»
Мы познакомились с Рахметом в 1986 году на заседаниях литературного объединения «Баргузин», которые в те времена проходили в редакции газеты «Молодежь Бурятии». Председательствовал на объединении писатель Ким Балков, в то время очень известный и издаваемый. На заседания все участники литобъединения приносили свои произведения, которые обсуждали, критиковали, что-то советовали. Для молодых поэтов это была очень хорошая школа, если только им хватало силы выдержать весьма суровую критику. Однажды после особенно бурных обсуждений ко мне подошел невысокий и худощавый человек в мятом пиджаке и представился: «Рахмет».
Так мы и познакомились. После «Баргузина» он пригласил меня в гости к Сергею Пурбуеву, который жил тогда в однокомнатной квартире по улице Геологической. Весь вечер и всю ночь мы разговаривали о литературе. Я и Сергей читали свои стихи, а Рахмет слушал. Он был самым эрудированным из нашей троицы, уже дипломированным филологом, который знал всех заново открываемых для народа классиков, и мое невежество было для него смешным.
Однажды я попросил его показать какой-нибудь перевод своих стихотворений, на что Рахмет нехотя вытащил из кармана смятый листок и протянул его мне.
«Прочитаешь позже этот подстрочник, – сказал он, – может быть, сделаешь перевод».
Я принес этот листок домой. На нем два стихотворения. Одним из них была знаменитая сейчас «Бабка».
Деля вечный хлеб материнский
Печальную песню пела,
И плакала сладко
Бабка.
Глядя в темные окна,
Дети хлеб поедали,
Бабку просили слезно:
«Не плачь!».
А бабка пела, забывшись,
Про край, где Волга течет,
Сибирь поминала недобро
И степей пустоту.
Я любил уговаривать бабку:
«Бабка, бабка, не плачь».
Я сам до сих пор не могу
Выплакать нежность к степям…
Когда его прочитал, то был ошеломлен. «Это, наверное, великий поэт, раз он так небрежно относится к такому стихотворению», – подумал я.
Позже это стихотворение стало знаковым для Рахмета. Он читал его как медитацию, и перед глазами появлялась избушка-дом в заснеженной степи, старая бабка, дети, ждущие хлеба. Профессор Литературного института им. А.М. Горького Эмиль Сократяну назвал это стихотворение гениальным. Его обсуждали на лекции по поэтике как произведение классика.
Встречи в Москве и Улан-Удэ
В конце 80-х годов в течение примерно двух лет наши посиделки у Сергея случались довольно часто. Время от времени туда приходил Амарсана Улзытуев, Геннадий Башкуев, Леонид Хомяков, Геннадий Орлов и другие, но только мы с Рахметом бывали там постоянно. Рахмет в то время это уже признанный в Бурятии поэт. И нам было очень интересно с ним. Ему, влюбленному в творчество, разговоры о чем-то другом были неинтересны, а про литературу, произведения и писателей он мог говорить сколько угодно. В жизни был довольно мягок, интеллигентен, начитан, но бездарные произведения вызывали у него раздражение или (что, наверное, еще хуже) смех. И мы втроем просиживали в квартире у Сергея Пурбуева целые ночи, горячо обсуждая или рассуждая о литературе. Тогда я работал дежурным электромонтером на ТЭЦ-1, и эти разговоры были для меня глотком свежего воздуха и своеобразной школой.
В 1989 году мы с Сергеем поступили в Литературный институт и уехали в Москву. Два раза к нам приезжал сам Рахмет. Однажды он даже сходил со мной на занятия по современной литературе. Я должен был делать доклад по творчеству писателя Юрия Казакова, но так как мы активно праздновали нашу встречу, никакого серьезного доклада не получилось. Занятия вел молодой критик Павел Басинский. Я хоть и не готовился к выступлению, но мне нравился Юрий Казаков, и мы с Рахметом и Сергеем обсуждали его творчество. После занятий Рахмет сказал, что и сам бы хотел учиться в Литинституте, но его время ушло.
«Я, может быть, поступлю на Высшие литературные курсы», – сказал он.
Но этим планам не суждено было сбыться. В начале 1991 года Рахмет должен был получить однокомнатную квартиру, но кто-то из чиновников пообещал ему двухкомнатную, только через несколько месяцев. А осенью СССР как-то неожиданно развалился, а вместе со страной и Союз писателей. С ними испарились надежды Рахмета на квартиру.
«Почему ты не взял однокомнатную квартиру?» – спрашивали его многие друзья и товарищи, да и сам он корил себя за эту оплошность. Но кто же знал тогда, что такая огромная страна развалится за несколько месяцев?
И где только ни жил Рахмет в последние годы. Это была и комната в общежитии пединститута, и пустующая писательская дача на Богородском острове, и разные съемные квартиры и дома. Одно время он даже жил в комнате редакции журнала «Ласточка», которая была приспособлена для дружеских попоек или заседаний редакции, но никак не подходила для жизни семьи. Его сын и жена спали на стульях, а он на продавленном диване. Зимой, в самый лютый мороз, Рахмет ходил в куртке-ветровке, и на мои вопросы, не холодно ли ему, всегда указывал на подкладку. Утверждал, что это очень теплая подкладка.
В 1999 году я вернулся в Улан-Удэ после десяти лет жизни в Москве, и мы встречались с Рахметом, но уже от случая к случаю. И о литературе с годами говорили все меньше и меньше. Только о более или менее значимых событиях. Последние три года он часто заходил ко мне на работу в Дом печати, и многие наверняка были бы сильно удивлены, если бы им сказали, что этот маленький невзрачный человек в очках и в тонкой черной курточке один из лучших поэтов Бурятии за всю ее историю.
Рахмет все так же отдавал себя служению литературе и придал поэзии родного края свое неповторимое звучание. Его стихи обогатили литературу Бурятии. Но денег за стихи уже не платили, и он перебивался случайными заработками. Часто писал предисловия к книгам, и авторы платили ему за это небольшие гонорары. Мне кажется сейчас, что в нем была уже какая-то усталость от жизни, он продолжал писать стихи, но по большому счету они никому не были нужны. Искать спонсоров и издавать книги за их счет он так и не научился. Когда мы выпивали и шли домой, он всегда шел прямо через проезжую часть и отмахивался от попыток перевести его через дорогу. Он был поэтом до мозга костей и не смог приспособиться к реалиям новой жизни. Хотя и был человеком фундаментальных знаний, знатоком бурятской, а также русской и зарубежной литературы, однако его знания не нашли применения. И в этом невозможно кого-то винить – характером Рахмет слыл нелегким. В этой жизни он умел только писать стихи и все, больше ничего. Разве только статьи о поэзии.
Послесловие
В мае 2004 года Рахмет куда-то пропал. Поиски родственников и друзей ни к чему не привели. Его друзья успокаивали себя тем, что поэт внезапно решил уехать куда-нибудь в деревню, как это уже было не однажды. Но время шло, а Рахмет не появлялся. Надежды, что он жив, становилось все меньше и меньше. И вот в августе пришло известие, что он похоронен на кладбище под Стеклозаводом.
Оказалось, что 17 апреля 2004 года около 10 часов вечера он был сбит автомобилем на одной из автострад Улан-Удэ. Скорая отвезла пострадавшего в больницу, где он умер от полученной травмы, не приходя в сознание. Никаких документов у него не было, и после нескольких дней ожидания его похоронили в безымянной могиле.
4 сентября 2004 года, в ясный, солнечный день, на могиле Рахмета было установлено надгробье, и друзья поминали его как непризнанного поэта эпохи. Пока непризнанного.
