Июльским утром к рынку в самарском микрорайоне № 15 подъехали три машины с тонированными стеклами. Вышедшие из них молодые люди спортивного вида достали пистолеты и открыли огонь по охране рынка. Двое погибших, шестеро раненых. В Самаре таких серьезных разборок не было уже лет шесть. А уж после покушения на криминального авторитета Деда Хасана только ленивый не заговорил о возвращении 90-х. Возможны ли новые криминальные войны и кто сегодня приходит на смену «героям» прошлых битв — об этом расследование «Русского репортера»
— Это Чечен. Таких, как он, в городе немного. На захваты ездит в качестве торпеды. Полный отморозок. Вроде как воевал в Чечне, отсюда и кличка. — Предприниматель Владимир Кичаев показывает нам видео с захватом когда-то принадлежавшей ему автостоянки на улице Татищева в Екатеринбурге. На экране толпа бритоголовых парней лихо вышибает сотрудников Кичаева с территории. Находящаяся здесь же милиция не вмешивается.
Бывший афганец Кичаев, начинавший свой бизнес еще в 90-х и до сих пор считающийся в городе авторитетным предпринимателем, в очередной раз грустно качает головой.
— Двадцать лет назад мы, афганцы, твердо знали, что с братвой дел иметь нельзя. С ними можно ездить на стрелки, драться, но никогда никаких дел. Думал, что это время закончилось. Но нет, ничего не изменилось. Вот этими штурмовиками руководит господин по фамилии Кукушкин, член так называемой Центровой преступной группировки, которой официально в городе уже давно не существует. На деле братва продолжает беспределить. Сейчас они берут под контроль весь стояночный бизнес.
— Так МВД еще лет пять назад отчиталось о ликвидации и центровых, и уралмашевских.
— МВД отчиталось не о том, что эти ОПГ ликвидированы, а о том, что они рассеяны. Термин даже специальный придумали — «рассеивание». Вот объясни мне, что значит «рассеять преступную группировку»? Никуда они не делись. Больше скажу: в результате кризиса их ряды значительно пополнились бывшими работягами. Вчера именно такие «быки» разгоняли женщин в Юго-Западном районе, когда те вышли на митинг против точечной застройки. Милиция стояла рядом и молча смотрела, как избивают людей.
Накануне Екатеринбург действительно всколыхнула новость о массовом побоище на улице Амундсена. Полчаса какие-то отморозки жестко разбирались с жителями одного из дворов, расчищая путь для бульдозеров к спорной строительной площадке. К врачам обратились два десятка человек.
— Самое печальное, что сегодня эти люди работают в плотной связке с судьями и правоохранителями. В 90-е такого дикого уровня продажности судебной и милицейской систем не было! Тогда они выполняли свою работу, может быть, и плохо, но в большинстве случаев честно, — уверен Владимир Кичаев.
Вечером встречаемся с действующим подполковником милиции. Общение неофициальное, поэтому милиционер предельно откровенен.
— Почему мы не вмешиваемся в происходящее? Да потому что у нас реформа и переименование в полицию. Многие сотрудники вообще выведены за штат. Сейчас ждут переаттестации. Кому охота лишний раз подставляться на этих захватах, чтобы на тебя потом заявление написали за превышение полномочий? Тут главное — усидеть на должности, а братва пусть сама разбирается. Не стреляют — и славно! Честно скажу, сейчас ситуация напоминает мне 91-й год, когда разваливался Союз. Никто не знает, что будет дальше. Поэтому каждый и старается урвать кусок, пока есть такая возможность.
Откуда взялся новый бандитизм
Сообщения о бандитских разборках и преступлениях в духе «лихих 90-х» пошли в последнее время плотным потоком. Взрывы машин, перестрелки среди бела дня в центре крупных городов, нападения на рынки (на карте на стр. мы отметили лишь те, что вызвали наибольший резонанс). Существует расхожее мнение, что новая волна бандитизма грозит нам из-за того, что на волю выходят те, кто делал свои дела именно в середине 90-х. Но их места заняты, и это порождает как конфликты между самими бандитами, старыми и новыми, так и возвращение в обиход прежних бандитских методов — ничем, кроме кулаков и паяльников, работать они не умеют, а отбивать себе «поляну» нужно.
— Отсидев по пятнадцать лет, эта братва выходит на свободу и хочет своего места под солнцем. Разговор о переделе сфер влияния с оставшимися на свободе и «остепенившимися» бандитами становится все актуальней, — соглашается в разговоре с «Русский Репортёр» оперативный сотрудник МВД РФ.
Впрочем, эта с виду стройная картина имеет и критиков.
— Не понимаю, откуда пошла эта теория, — удивляется ветеран МВД, бывший глава российского бюро Интерпола Владимир Овчинский. — Не всем ведь в середине 90-х давали по пятнадцать лет. Кто-то получал пятнадцать, кто-то десять, кто-то пять. В разных регионах была разная судебная практика: где-то жестче, где-то мягче. Поэтому процесс возвращения из колоний идет постоянно и давно. И эти люди никуда не исчезают — они снова интегрируются в криминальную систему, причем без больших конфликтов.
— Конечно, созрело и выкристаллизовалось новое поколение преступных авторитетов, и они будут периодически стрелять друг друга, но глобального передела не будет, — соглашается наш анонимный собеседник в МВД. — Каждый, кто сидел по 209-й и 210-й статье («Организация и участие в деятельности преступного сообщества». — «Русский Репортёр»), выходя из зоны, получает «грев» со стороны криминального мира, и всем находят применение. Воровская среда, в отличие от нашей, своих не бросает.
А государство возвращение бывших бандитов из колоний никак не контролирует. Еще в начале 90-х законодатели отменили систему административного контроля, из закона исчезло официально существовавшее в советском праве понятие «особо опасный рецидивист». К этой категории суд причислял людей, совершивших несколько преступлений по определенным, общественно опасным статьям УК. Похожая система есть в большинстве иностранных государств, где под госконтролем находятся сексуальные маньяки, убийцы и те самые члены ОПГ.
— И сегодня проблема не в том, что из тюрем выходят «люди из лихих 90-х», — уверен Владимир Овчинский. — Проблема в том, что, когда на свободу выходит член банды, им никто не занимается. Нет службы апробации, которая поможет ему устроиться на работу, получить профессию. А самое главное — нет системы надзора за этим человеком. Семнадцать лет прокуратура безрезультатно пытается пробить в Госдуме закон об административном надзоре.
Герои котельных
— Пожалеют — отвезут на больничку. Хотя до карьера ближе. Там много жмуриков хранится, — немногословный Диман по кличке Шыза (так он значится в милицейской картотеке) на секунду задумывается. — Хотя, если живой, точно в больницу. Народ у нас незлой.
Диман встретил меня на своей видавшей виды «тойоте» у небольшого транссибовского полустанка. Минут за двадцать до его появления красная «девятка» сбила пешехода. Вышедшие из нее мужчины с характерным отсутствием шеи сначала пытались сделать пострадавшему искусственное дыхание, причем довольно профессионально. Затем отошли на несколько метров и стали решать, что делать дальше. Потом положили пострадавшего на заднее сиденье «девятки» и уехали.
Ни в милицию, ни в «скорую» никто из них даже не звонил. Как потом объяснил Диман, у «скорой» все равно нет бензина, а милиция в этих краях отсутствует как явление — последнего участкового «оптимизировали» полтора года назад. Теперь ближайший человек в погонах находится в 30 километрах, в районном центре. Иногда приезжает с инспекцией. Глава района здесь появляется еще реже: примерно раз в четыре года накануне очередных выборов. В остальное время вся власть принадлежит народу. Вернее, отдельным его представителям вроде Димана.
— Особых достопримечательностей у нас нет. Пара магазинов. По ночам они не работают. С этим строго: народ должен бухать ограниченное количество времени — спокойнее будут. — Диман показывает окрестности: — Школа. Детский сад. Зона. Сам там два года провел.
Шыза числится опасным рецидивистом. Трижды судим, в том числе за грабежи и вымогательства. Выбивал долги с коммерсантов при помощи паяльника. Как сам говорит, «активно провел последнее десятилетие двадцатого века». Родился, вырос и беспределил Диман в трехстах километрах от этого поселка, в крупном областном центре. До недавнего времени въезд в родной город ему был заказан. Конечно, официально в праве свободного передвижения его никто не ограничивал — именно потому, что административный учет отменили. Но при освобождении начальник регионального управления по борьбе с организованной преступностьюпредупредил Шызу, чтоб в крупных городах региона он не появлялся, иначе опять посадят. Профилактика борьбы с криминалом по-сибирски. В общем, Диман остался в поселке при зоне.
— Завелся и прижился.
Сегодня Диман крышует единственный в радиусе сорока километров источник живых денег — поселковую котельную. Официально она считается муниципальной и отапливает не только жилые дома, но и зону. То есть государство в лице ФСИНа обеспечивает бригаде Шызы безбедное по местным меркам существование. Официально «крыша» числится в котельной кочегарами, слесарями, дворниками. По большому счету сложившаяся ситуация устраивает всех: и братву, которая имеет постоянный доход, и муниципалитет, который не имеет головной боли со старенькой котельной, и население, которое получает тепло.
— Пятнадцать лет назад по этой схеме крышевали ларьки. Там тоже нужные люди значились охранниками и уборщиками, — вспоминает Диман. — Принцип не изменился. Раньше ларь с «твиксами» и спиртом «Рояль», сейчас котельная. Я вообще считаю, что в стране принципиально ничего не поменялось. Помнишь, сериал такой был — «Бандитский Петербург»? Переодень его героев из турецких кожаных плащей в итальянские пальто, дай им ноутбук и сотовый, научи чуть-чуть говорить по-английски — и все, действие можно смело переносить в наше время. Реально техника поменялась, а люди и их принципы жизни — нет. Я когда садился, по телику показывали Петросяна. Вышел — опять его показывают. Значит, ничего не изменилось.
В сибирской бригаде Диман — ветеран. Большинство девяностые помнят только по рассказам: самому старшему после него члену банды двадцать пять. Это узбек по кличке Басмач. Он честно отслужил в Чечне, а вернувшись, год пил по-черному. Теперь отвечает за силовые акции. Правда, в этих местах они редкость. Зато бригаду Шызы часто приглашают для «участия в коллективных мероприятиях на свежем воздухе» на соседних территориях. Примерно по тому же принципу в Челябинской области месяц назад была собрана бригада боевиков, избившая посетителей рок-фестиваля под Миассом.
— Я под ружье за десять минут человек пятьдесят могу поставить, — гордо заявляет Басмач. — С этим у нас проблем нет, только свистни. И с оружием проблем нет: оно здесь у всех. И не здесь тоже почти у всех. Я вообще не понимаю, почему до сих пор не легализуют то, чем по факту владеет полстраны?
По-русски Басмач говорит без всякого акцента. Узбек он только по происхождению — родился и вырос здесь, в поселке.
— А чем мне еще заниматься? Богатых родителей нет. Все блатные места в институте заняты. На нефтяную вахту не попадешь: там откаты. Нормальной работы даже в городе не найти. Этим уродам выгодно гастарбайтеров из Узбекистана в Сибирь завозить!
— Гастарбайтеров из Узбекистана?
— Гастарбайтеров из Узбекистана! Они мне не братья, я сибиряк!
На следующий день Диман провожает меня до станции. Перед прощанием спрашиваю:
— Желания нет в большой город вернуться?
— У меня нет. А вот пацаны рано или поздно поедут. Это как раньше: парни с нищих окраин подминают под себя благополучный центр. Им терять нечего, а воля есть. Я ж говорю: ничего не изменилось. А я точно здесь останусь. Сейчас нефтяники по тайге трубопровод тянут — надо будет за ним присматривать. Может, котельную на мазут переведем.
Впрочем, чтобы подмять под себя большой город, работникам поселковой котельной придется постараться.
— Организованным группировкам, контролирующим крупные города, не нужны спонтанные банды, которые будут создавать всплеск насилия, — уверен Владимир Овчинский. — Это рост недовольства населения, внимание СМИ и привлечение дополнительных правоохранительных сил, которые поломают им наработанные схемы получения доходов. Поэтому, если неподконтрольные банды появляются — из бывших ли уголовников или из молодежи, недовольной жизнью, — существующие группировки их под себя подминают или уничтожают.
Но это пока. Молодые голодные волки уже готовы вцепиться в глотку сытым победителям войн 90-х, сменившим спортивный костюм и красный пиджак на кашемировое пальто и депутатский мандат. Впрочем, эксперты уверены, что это дело будущего. Нынешняя же активизация криминального мира имеет несколько иные причины. Главное — так, во всяком случае, считают бывшие и многие действующие милиционеры — ликвидация Управления по борьбе с организованной преступностью. Произошло это осенью 2008 года.
Смерть РУБОПов
Если судить по данным МВД, новая волна бандитизма — это лишь наши с вами ощущения, не подкрепленные фактами. Многие заговорили о возвращении лихих 90-х. Но милицейская статистика старается убедить: никакого всплеска преступности нет, тем более организованной. Уже третий год — радующее глаз начальства снижение по всем показателям. Вот только, по мнению многих специалистов, снижение регистрируемой на бумаге преступности имеет мало общего с практикой. Просто бороться с ней стало некому.
— В 2008 году, когда функционировала служба по борьбе с оргпреступностью, в суды ушло 325 дел по самой серьезной, 210-й статье («Организация преступного сообщества». — «Русский Репортёр»). На следующий год после того, как службу «подрубили», таких дел было всего 247, — объясняет профессор Академии управления МВД, бывший сотрудник Главного управления по борьбе с организованной преступностью Петр Скобликов). — Причем с уверенностью могу предположить: значительная часть из этих 247 дел — наработки умершей службы. Люди ушли, но дела остались, их довели до конца. В этом году дел будет еще меньше…
Система борьбы с оргпреступностью в России начала выстраиваться еще в советские времена, когда вслед за первыми кооперативами появились и первые рэкетиры. В 1988 году в Министерстве внутренних дел СССР создается 6-е Управление — по борьбе с бандитизмом. В начале 90-х уже в российском МВД оно преобразуется в Управление по борьбе с оргпреступностью, начинают действовать РУОПы (позднее переименованные в РУБОПы). Они весьма самостоятельны, не подчиняются региональным УВД, имеют собственный спецназ — СОБРы. В массы уходит фраза: «Круче солнцевских только шаболовские» (на Шаболовке находился московский РУБОП). В 1994 году Борис Ельцин издает знаменитый указ «О неотложных мерах по защите населения от бандитизма». Он предусматривает задержание подозреваемых в тяжких преступлениях на 30 суток без предъявления обвинения и ряд других жестких мер.
— Большинство мер мы тогда взяли из итальянского антимафиозного законодательства, — вспоминает один из разработчиков указа Владимир Овчинский. — В 1993–1994 годах был самый пик насильственной оргпреступности, и благодаря этому указу нам удалось большое число членов ОПГ забить в следственные изоляторы. Через три года указ отменили, но криминальную волну уже удалось остановить.
В середине нулевых статус РУБОПов понизили, лишив их независимости и встроив в структуру местных УВД. А в 2008-м и вовсе ликвидировали, создав на их базе Управление «Э» — по борьбе с экстремизмом — и Центр по обеспечению безопасности лиц, подлежащих государственной защите.
— По оперативной информации, после ликвидации РУБОПов воры в законе даже вечеринку закатили основательную по этому поводу, — рассказывает «Русский Репортёр» один из бывших руководителей 6-го Управления МВД СССР Дмитрий Медведев. — Я не знаю, кто там Нургалиеву мозги вправляет, но своих у него точно нет. Потому что это безобразие высшей гильдии. Такую реформу мог поддержать только такой человек, как Нургалиев — пришедший из органов и не знающий милицейскую специфику.
Ностальгия Медведева понятна, однако более достоверной кажется версия оппонентов: сыграв положительную роль в девяностые, в нулевые РУБОПы преобразились и коррумпировались.
Борцы с оргпреступностью никогда не отличались излишней щепетильностью, часто руководствуясь принципом «Цель оправдывает средства». А жегловский лозунг «Вор должен сидеть в тюрьме!» стал для них чуть ли не официальной идеологией.
— Шестовики (неофициальное название сотрудников РУБОПа. — «Русский Репортёр») работу свою знали четко. Если не могли взять за конкретное дело, то тупо подбрасывали наркоту или оружие, — не поймешь, хвалит или ругает РУБОПы сибирский бандит Диман. — У них главной целью было отправить нас всех в места не столь отдаленные. Ну вот и доотправлялись. У меня начальником УБОПа был мой одноклассник, и я ему говорил: не надо нас так жестко сажать, если всех закроете, сами без работы останетесь. По большому счету так и вышло.
В какой-то момент РУБОПы стали самой главной крышей страны. Как рассказывает один из сотрудников этой организации, работавший в Иркутске, поначалу сами предприниматели обращались к рубоповцам, которые единственные могли защитить их от отморозков с паяльниками. Естественно, за спасение своего бизнеса они готовы были отблагодарить милиционеров — тем более что такая благодарность давала им гарантированную защиту от бандитских наездов. Постепенно борцы с оргпреступностью вошли во вкус больших денег. Именно с тех времен и пошло утверждение, что бандитские крыши девяностых в нулевые сменили «красные» — рубоповские.
В этом смысле весьма показателен процесс над начальником Астраханского УБОПа Ринатом Салеховым. Его обвинили в организации семи убийств, хищениях и превышении служебных полномочий. Три года он провел в СИЗО, и 3 июня этого года его приговорили к пожизненному заключению. Отношение к этому приговору в милицейской среде крайне противоречивое: кто-то считает Салехова невинной жертвой, кто-то — позором милиции. Но присяжные были единодушны: Салехов скооперировался с теми, с кем должен был бороться — местными преступными группировками.
Мастерство, как говорится, не пропьешь, и то, что творят «специалисты по борьбе с экстремизмом», — прямое следствие их рубоповского опыта и духовного родства с г-ном Салеховым.
Тем не менее ликвидация РУБОПа удивила специалистов.
— Если у нас врачи коррумпированы, мы что, ликвидируем всю медицину? — задает риторический вопрос Петр Скобликов. — У нас что, уголовный розыск без коррупции? Или следствие? У нас за коррупцию недавно привлекли к ответственности заместителя руководителя следственного комитета МВД. Так что, теперь угрозыск и Следственный комитет в полном составе распустим?
Страна тем временем подводила итоги 90-х. Параллельно шло несколько громких процессов над лидерами ОПГ, гремевших в те годы — таких масштабных, что даже клетки в самых больших залах судебных заседаний не могли вместить всех обвиняемых. На скамье подсудимых оказалось по несколько десятков участников таких известных ОПГ, как казанские «Жилка», «Квартал», «Севастопольские». 14 лет колонии получил считающийся лидером тамбовской группировки Владимир Барсуков (Кумарин), 10 лет — глава кутаисского криминального клана Тариэл Ониани. Процессы помельче прошли в десятках регионов. Создалась иллюзия, что оргпреступность если не побеждена, то обезглавлена.
Но на смену тем, кто сел, приходят совсем новые люди. Выросло новое поколение уверенных в том, что они имеют право на богатую, счастливую жизнь и готовых добиваться ее любой ценой.
«Быки» конца нулевых
— Если в 90-е рядовыми «быками» в различных криминальных структурах были бывшие спортсмены, то в нынешних — бывшие военные, попавшие под сокращение, — объясняет происхождение современных криминальных бригад директор екатеринбургской компании «Территория безопасности» Дмитрий Бикташев. — То есть получается, что государство само вырастило новое поколение бандитов. Причем военспецы посерьезнее боксеров и самбистов будут.
— В каком смысле?
— Большинство из них реально обучены убивать. Плюс у них достаточно жесткая дисциплина. Кроме того, не только на рядовых «быках» все держится. Сравни статистику: сколько человек лет пять назад закончили юридические вузы и сколько из них нашли работу по специальности? Процентов пятнадцать, наверное. А многие из оставшихся пошли работать на братву нового поколения. Именно они продумывают и осуществляют большинство нынешних рейдерских захватов, наездов и разводов.
Агентство Дмитрия Бикташева занимается защитой предпринимателей мелкого и среднего уровня от наездов новых бандитов. С крупным бизнесом криминальная молодежь не связывается. Но Дмитрий считает, что это лишь вопрос времени.
— В конце 80-х тоже никто не верил, что пацаны с района будут владеть фабриками, газетами и пароходами — вроде государство не позволит. А они в один прекрасный момент пришли и взяли и первое, и второе, и третье. Организованная преступность всегда чувствует, когда официальная власть слабеет.
Предприниматель Владислав Кокк — один из клиентов «Территории безопасности». Еще пару лет назад он считался успешным коммерсантом, владел недвижимостью, салоном красоты, мини-гостиницей. Сегодня у него нет ничего, кроме подержанной «девятки».
— Бандиты отняли практически все, — говорит Владислав, осторожно взвешивая каждое слово. — Причем отбирали имущество, прикрываясь решением суда и милицией.
Решение, по которому Кокк лишился недвижимости в Екатеринбурге, принял мировой судья, территориально находящийся в соседнем муниципалитете. То, что мировой суд по закону не может рассматривать иски на сумму больше 200 тыс. рублей (а в деле Владислава речь шла о 15 млн), никого не смутило.
— Формально иск подала моя бывшая жена. Но я уверен, что за ней стоят члены ОПГ. Жену элементарно запугали.
Самого Кокка, решившего посопротивляться и обжаловать незаконное решение, бандиты просто избили битами. Прямо во дворе собственного дома.
— В правоохранительные органы обращаться бесполезно, там у них все схвачено. Сегодня дело по факту моего избиения ведет тот же судья, который принимал решение об изъятии недвижимости. Как вы думаете, кто в итоге в этом деле фигурирует в качестве пострадавшего? Правильно, бандиты — якобы я на них сам напал.
Специалисты таким рассказам не удивляются. С середины 90-х криминальный бизнес стал легализовываться. Расширение и захват все новых сфер бизнеса, прежде всего при помощи рейдерства, шел постоянно. А рухнувшая экономика бандитам только помогла: брать под контроль проблемные предприятия и фирмы значительно проще. Тем более что оргпреступность никуда далеко не уходила, да и перемена крыш с бандитских на «красные» — это скорее миф, уверен тот же Владимир Овчинский:
— Да, в какой-то момент кто-то из бизнесменов начал «отрываться», менять крышу воровскую на милицейскую. Но вы поймите, что в правоохранительных органах идет постоянная ротация. Сменился руководитель регионального УВД — и меняется все вокруг. А у бандитов ничего не меняется. Даже если главарь в тюрьме или за границей, он руководит организацией. Там и на пенсию не уходят — функционируют пожизненно. Вот преступный мир и ждет — ну, оторвались от них какие-то бизнесмены, потом вылетели из правоохранительных органов люди, которые их прикрывали, и бандиты опять появляются.
Срока огромные…
Власти пытаются как-то предотвратить новую волну преступности. Прежде всего ужесточением наказания. В ноябре прошлого года Госдума по инициативе президента приняла поправки в Уголовный кодекс, а конкретно в 210-ю статью: уточнили понятие «преступное сообщество», а главное — увеличили минимальные и максимальные сроки заключения. За создание и руководство ОПГ теперь могут дать не 7–15, а 12–20 лет. А новая, четвертая часть статьи устанавливает наказание в 15–20 лет лишения свободы за руководство преступным сообществом, даже если участие этого человека в конкретных преступлениях не доказано. Эта статья написана специально под воров в законе — чтобы сажать их стало проще.
Но сами по себе эти поправки пока не заработали. «Получается, что инструмент борьбы вроде как лучше стал, а того, кто им пользоваться будет, нет, — объясняет «Русский Репортёр» ситуацию сотрудник центрального аппарата МВД. — Угрозыск текучкой занят, ему не до глубокой проработки ОПГ. То же самое с департаментом экономических преступлений, другими структурами. Для них всех оргпреступность — непрофильное дело, лишняя нагрузка.
Однако и воссоздание структуры, подобной РУБОПам, в МВД пока серьезно не обсуждается. И дело даже не в том, что, обжегшись на молоке, руководство МВД дует на воду. Милиция сокращает штаты.
По данным «Русский Репортёр», разнарядки, спускаемые сейчас по вертикали МВД, предполагают 20-процентное сокращение большинства подразделений, так или иначе занимающихся оргпреступностью: того же угрозыска, ДЭБа, подразделения специальных технических мероприятий. В то же время кадровую службу в центральном аппарате МВД предполагается увеличить чуть ли не на 80%. Милиционеры уже шутят, что скоро кадровиков и бухгалтеров в ведомстве будет больше, чем оперов. С таким соотношением бороться с организованной преступностью и вправду будет проблематично.
В общем, похоже, стрельба на улицах может скоро опять стать буднями российской жизни.
Петр Скобликов: «Нельзя одновременно заниматься охотой на мышей и на слонов»
Во многих странах борьбой с организованной преступностью занимается отдельная правоохранительная структура. Подобные рекомендации содержатся и в большинстве международных конвенций. Зачем это нужно, «Русский Репортёр» объяснил профессор Академии управления МВД России, бывший сотрудник Главного управления по борьбе с организованной преступностью Петр Скобликов
Первый аргумент в пользу автономности такой службы — необходимость специализации. Нельзя быть мастером на все руки, заниматься одновременно охотой на мышей и на слонов. А когда функции борьбы с оргпреступностью передают в том числе уголовному розыску, то так и получается. Если у больного рак, а мы начинаем лечить прыщи, мы человека не спасем.
Во-вторых, пытаясь защитить свою деятельность, организованная преступность коррумпирует и милицию. Эта коррупция высочайшего уровня. Теперь представим себе оперативного сотрудника, у которого есть не только непосредственный начальник, но и десяток других начальников в управленческой пирамиде. Невозможно бороться с коррупцией начальника твоего начальника. Это смешно, нереально. Единственный выход — автономность такой службы.
В-третьих, нужно учитывать специфику работы оперативных служб. Они работают двумя способами: от факта и от лица. Первый случай — это когда совершено преступление, есть место происшествия, следы, потерпевший и задача состоит в том, чтобы найти преступника. Сейчас у нас милиция работает в таком режиме. Это режим пожарной команды. А для борьбы с оргпреступностью нужна кропотливая долговременная работа.
Другой способ работы — от лица. Что это значит? Лидеры организованной преступности зачастую известны, и задача не в том, чтобы их установить, а в том, чтобы доказать их причастность к преступлению. Для этого их надо взять в оперативную разработку, добыть доказательства. И люди, которые подобной работой занимаются, не должны работать на вал, на статистику. Потому что, представьте, они работают месяц, полгода, у них спрашивают: а что вы сделали? К ответственности никого не привлекли, результаты работы есть, но под грифом «секретно», не каждому проверяющему можно показать. Внешне, формально обществу предъявить нечего. И появляется вопрос: за что общество платит им деньги? А общество должно просто потерпеть, подождать. Потому что чем серьезнее преступное сообщество, тем больше времени нужно, чтобы его разоблачить. И все это время эти люди работают как бы в аванс. Это может позволить себе только отдельная служба по борьбе с оргпреступностью. Потому что с нее не будут спрашивать: а вот вчера был такой-то пожар, такая-то кража, кто это сделал?
