В числе беженцев из Донбасса в Бурятии оказался Игорь Иосифович Кучмай с женой. «Новой Бурятии» он рассказал свою историю.
- Родился я в Тернопольской области в Западной Украине, - начал он свой рассказ. - В семье у нас две сестры и три брата, я самый младший. Отец воевал в рядах Красной Армии во время Великой Отечественной войны. После войны в 50-е годы он уехал в Енакиево строить шахту. Тогда из колхоза выехать можно было только по оргнабору, паспортов не было. Затем старшие братья и сестры уехали в Донбасс. После армии поехал в Донбасс и я. Служил я в ракетном дивизионе во Львове в 1971-1973 годах. На вооружении у нас была ракета «Точка У», баллистическая ракета большой разрушительной мощи. Именно такие ракеты киевские власти применили против донецких ополченцев совсем недавно.
В 1979 году после армии Игорь Кучмай поступил в Донецкий университет - филология и журналистика. Его родные жили в Харцызске - в 20 км от Донецка. После ДГУ он 20 лет работал в школе - 10 лет преподавателем и еще 10 лет - директором школы. Но в 1994 году пришлось уйти из школы. После развала СССР к власти пришли западные националисты. Они начали менять школьные программы, надо было слепо подчиняться новым требованиям. И если раньше учителя утром просто здоровались с учениками, то с новыми реформами нужно было каждый раз провозглашать «Слава Украине!» и «Слава Бандере!».
После ухода из школы Игорь Кучмай создал газету «Серпанок».
- Как я мог превозносить славу Бандере, если моего отца бандеровцы после войны вместе со всей семьей чуть не расстреляли за службу в Красной Армии? - восклицает он. До 1949 года бандеровцы бесчинствовали на Западной Украине (Львов, Тернополь, Волынь). Потом советские войска задавили это бандитское подполье, многих бандеровцев судили и отправили в лагеря. Но остались их семьи, многие, кто поддерживал это подполье.
- Это давняя ненависть ко всему русскому, православному и даже советскому. И вот к власти на Украине пришли их потомки. Меня удивляет спокойствие моих земляков, у которых на глазах росли вооруженные силы западных националистов. Их тренировали и вооружали на огромном полигоне в Самборе. Об этом все знали, но молчали. Ни один из президентов - Кравчук, Кучма, Ющенко - пальцем не пошевелил, чтобы это прекратить. Янукович проспал все на свете и допустил майдан. Такая политика попустительства и привела к боям за Донбасс.
По мнению Игоря Иосифовича, еще одной причиной этой братоубийственной войны стало то, что Янукович отдал Донбасс в аренду двум американским компаниям - ShellиChevron - для добычи сланцевого газа. Эти компании стали устанавливать вышки. «Первые залежи этого газа нашли под Славянском, но ведь там вокруг благословенная земля - озера, чернозем. Люди взбунтовались, чтобы не допустить отравления своих земель. И тогда из уст новой украинской власти прозвучало: «Не хотите добром, заставим силой». И им просто надо нас зачистить, освободить земли Донбасса от нас, чтобы продолжить свой бизнес с США».
Первый залп этой войны киевские власти дали в Рождество Христово 7 января. А в апреле война уже заполыхала. "Военные действия не затронули наш дом в Харцызске, хотя снаряды разрывались и в ста метрах от дома, люди погибали, стекла вылетали. В этом городе 15 заводов, из них два - канатный и трубный - имели в свое время всесоюзное значение. Огонь велся по этим заводам. А рядом Донецк, его практически весь разрушили, какой был красивый город".
- Когда освободили от украинских войск территорию рядом с Ростовской областью, очистили трассу и открыли границу, мы поехали в Ростовскую область - автобусом из Харцызска в Ростов. В Бурятию поехали, потому что жена моя отсюда родом, здесь остались ее близкие, - отметил он - Сначала было тяжело, казалось бы, другая страна, чужой город, но нас здесь очень тепло встретили, помогают. Как оказалось, традиции мирного существования со времен СССР живы. В будущем, когда закончится эта война, конечно, хочется вернуться на свою родину.
Александр Михайлов, "Новая Бурятия"
Просите и будете прощены...
или Ещё раз о бандеровских палачах
Июнь 1972 года... Колона автомобилей воинской части, базировавшая на Львовщине, где я проходил срочную службу, остановилась в одном из сёл под Самбором. На большом берегу около речки, что змейкой бежала куда-то вдаль, чинно расположился хозвзвод. Повара разворачивали походные кухни, доставали продукты и дрова. Водовоз где-то задержался и несколько солдат с 30-литровыми бидонами направились к одиноко стоящему колодцу, над которым склонился деревянный белый журавль...
Ребята ещё не успели пройти и половины пути, как навстречу им из одного двора выбежал на деревянной ноге хромой старичок. Он осыпал солдат сочными матерными словами, размахивая на ходу костылем. Хлопцы остановились, растерянно оглядываясь. К колодцу подошёл командир дивизиона подполковник Лукинов. Но, брызгая слюной, дед выкрикивал одну и ту же фразу:
- Гадьониші! Сволочі! Хай вас совітська власть поїть!.. Щоб ви провалилися на цьому місці!.. Щоб вам...
Командир части попытался было открыть дверцу колодца, но тут старик силой оттолкнул его и мгновенно накинул на петли большой амбарный замок. Зажав в кулаке ключ, разъярённый старик осыпал проклятиями солдат и офицеров. Подполковник махнул рукой, но тут из ворот одного из домов на коляске выехал безногий инвалид. Он молча подкатил к колодцу, достал из кармана такой же ключ и открыл дверцу, остановившись между срубом и своим злым соседом.
- Не слухайте його, люди добрі. Це ж бандеровець. Як бачите, 25 років Сибіру зовсім не перевиховали його...
И, кинув взгляд на своего соседа, с грустью добавил: «Життя від цієї погані немає... Мало я їх бив на фронті і вже після війни. Недобиток ти фашистський...».
Старый бандеровец, ругаясь, ушёл к себе во двор, а люди ещё долго стояли, разговаривая. Кто-то нёс солдатам черешню и яблоки, кто-то угощал печёными пирогами и варениками. Были и такие, что приносили молоко и сливали его прямо в пустые бидоны. Женщины вытирали слёзы и приговаривали: "Пийте, синочки, їжте. Мій теж служить. Може і його хтось пожаліє та пригостить...".
Через несколько недель, получив краткосрочный отпуск, я приехал к своим родителям в село на Тернопольщину. Мама была в поле, а отец с другими мужчинами косил ячмень. Вечером я рассказал родителям об этой истории, и мой отец поведал:
- Когда я ушёл на фронт, у нашей мамы уже было трое детей – два твоих старших брата и сестричка. Война есть война... Но моё сердце билось в тревоге больше за них, нежели за себя. В письмах на фронт мама мало писала мне о своих трудностях, проблемах и бедах. Мы узнавали из писем и очень переживали за тех, кто остался дома. Как только в село приходили бандеровцы, тут уже действительно людьми охватывал страх. Хлопцы из леса не церемонились со своими земляками. Им наплевать было на то, что перед ними дети, женщины, старики. Всё, что можно было съесть или носить, забирали силой, угрожая расправой. И чинили подобные расправы...
- Ты помнишь Ваську из хутора? - подключилась к нашему разговору мама. – Его маму, Зину, которая пошла в лес по дрова, бандеровцы поймали, надругались над ней и после всего этого заставили её бежать по полю, стреляя по ней. Так и убили.
- Бандеровцы смаковали свои кровавые пытки. Им мало было крови и слёз тех, кого они мучили. Им нужно было садистское наслаждение от мучений ни в чём не повинных жертв. И это враньё, сынок, что они боролись только с коммунистами. - говорил отец, - Мы, селяне, никогда не были ни в какой партии, но эти изверги «боролись» с простым людом. В чём, скажи, была виновата совсем ещё молодая учительница, которую прислали в соседнее село Синяву Подволочиского района? Но её изнасиловали, а потом, вырезав на грудях по кровавой красной звезде, повесили над входом в школу. Она же не была партийным работником. Она всего лишь приехала учить наших деток...
Мой отец тяжело вздохнул и продолжил свой рассказ:
- Ты даже не представляешь, как нам, солдатам, хотелось побыстрее закончить эту грязную и страшную войну. Мысленно мы были там, около своих семей, моля Бога, чтобы тот защитил их и спас от рук этих палачей. Сердце кровью обливалось, когда узнавали из пришедших писем о том, что в какой-то деревне бандеровцы кого-то замучили, повесили, расстреляли, бросили живыми в колодец или сожгли...
Когда в июне 1945 года я, демобилизованный воин Советской Армии, добирался домой, то сердце чуть ли не выскакивало из груди. Сотни тысяч воинов спешили в разные стороны огромной страны, а я мысленно обгонял паровоз, который тащил наши вагоны. Вот уже и Тернополь. Ещё два часа, и я буду на станции, где жили родители нашей мамы.
Не доходя до большого железнодорожного моста, я спросил у идущего мне навстречу мужчины, охраняется ли мост. Через мост было намного ближе к дому тёщи и тестя. А по просёлочной дороге – в два с лишним раза дальше. Мужчина как-то зло посмотрел на меня и с ухмылкой сказал: "Йди, йди, солдат. Міст не охороняється...".
Когда до моста осталось метров 20, меня окликнул строгий голос часового. "Не стреляй, – поспешил предупредить я его. – Я солдат, вот возвращаюсь с фронта. А в этом вот доме живут родители моей жены...".
Часовой, всё ещё держа винтовку, направленную на меня, сказал в сердцах:
– Имеешь счастье, солдат, что я окликнул тебя. Нам ведь приказано стрелять каждого, приближающегося к мосту, без предупреждения. Вот этот лес, – он показал рукой, – кишит бандеровской сволочью. Но ничего, скоро мы и до них доберёмся...
Отец немножко помолчал, по-новому переживая давно прошедшее, и продолжил свой рассказ:
– Переночевав у маминых родителей, я чуть свет пошёл через лес домой. К моему счастью, в лесу меня никто не встретил. Дальше – колхозные поля. А за ними уже виднелось наше село. Я был до слёз удивлён, когда около колодца увидел маму с тремя детьми. Как она узнала, что я уже рядом?
Узнав о моём возвращении с фронта, в наш дом начали сходиться соседи. Кто-то плакал от счастья, разделяя и нашу радость. Кто-то плакал от горя, потому что уже знал о смерти своего мужа, отца или брата. Пришли и те, что были демобилизованы немножко раньше меня. Гарйон пришёл с фронта без ноги. Другие – после госпиталя, перенеся тяжёлые телесные и душевные увечья. Соседи несли в наш дом всё,что могли найти на то время. Появилось несколько бутылок водки, кое-какая закуска. Сидели, разговаривали, поминали погибших и умерших. Разошлись далеко за полночь. Проводив гостей, я закрыл на засов входную дверь и хотел уже потушить керосиновую лампу, как во дворе громко залаяла собака. Потом загромыхала дверь и я услышал "Відкривай, сволота, а то взірвемо хату!". Мне ничего не оставалось, как тут же открыть дверь. В хату ввалились четверо рослых парней с автоматами. Оглядевшись, один из них цинично процедил сквозь зубы:
- Ну що, навоювався за совітів? І оце все, що ти заробив у них?..
Вояки громко рассмеялись, видя нашу нищету. Как только бандеровцы ни издевались над нами, угрожая тут же расстрелять нас всех. Но, подобрав со стола остатки пищи и водки, они, сняв с гвоздя солдатскую шинель, забрав сапоги и ремень, скрылись в ночи, пообещав, что они придут ещё. Мама тогда сказала мне, что немцы, которые проходили селом или останавливались в нём на какое-то время, никогда подобным образом не обращались с населением. Мадьяры, да, те воровали кур, отбирали последний кусок хлеба, били. Но самыми страшными были всё же свои, украинцы-бандеровцы. Их-то и людьми язык не поворачивается назвать...
Мои родители – колхозники. Всю жизнь трудились, не покладая рук. Родили и воспитали пятерых детей, дождались внуков и правнуков. Став пенсионерами, переехали к одной из дочерей в Донбасс. Тут они и похоронены. Приходя к ним на могилки, мы, их дети и внуки, прекрасно понимаем, что папе и маме пришлось в этой жизни очень нелегко. Но они, прежде всего, боялись за нас, своих детей.
Игорь КУЧМАЙ
