«Новая Бурятия» продолжает серию исторических статей, посвященных 350-летию основания столицы Бурятии Улан-Удэ и 90-летию образования республики. Сегодня мы предлагаем вашему вниманию окончание статьи о жизни первого бурятского большевика Марии Сахьяновой. Почему Сахьянова проиграла борьбу за власть в Бурятии своему ученику Михею Ербанову и кто проводил сталинские чистки в другой автономной республике – Чувашии?
Окончание. Начало здесь.
Итак, после продолжительного лечения от чахотки (туберкулеза) и учебы в Коммунистическом университете имени Свердлова в Москве Мария Сахьянова в 1923 году вернулась на родину. Сухой климат способствовал улучшению ее здоровья. Здесь «бурятская Мария Спиридонова» вновь расцвела и принялась за свою вторую «башню мировой революции», за обустройство только что созданной Бурят-Монголии, которая только что вошла в состав СССР на правах автономной республики.
Буряты и Монголия
В то время в 200 км от Верхнеудинска, столицы Советской Бурят-Монголии, лежало независимое Государство Монголия (Монгол Улс) c ограниченной монархией, которой номинально правил Богдо-Гэгэн VIII, а фактически делами заправляло Народное правительство во главе с военным министром Монголии и лидером Монгольской народно-революционной партии (МНРП) Дамдином Сухэ-Батором. Последний летом 1921 года, будучи еще и главнокомандующим Монгольской народной армии, стал фактическим диктатором Монголии. В начале июля 1921 года армия Сухэ-Батора при помощи Народно-революционной армии ДВР и 5-й Отдельной армии советской РККА выбила из Урги белую «Дикую дивизию» Романа Унгерна, состоявшую из забайкальских казаков (бурят и русских) и монголов-чахаров. Напомним, что в феврале того же года Унгерн изгнал из Монголии китайцев, возвратив верховную власть в стране Богдо-Гэгэну VIII.
После неожиданной смерти от простуды (отравления?) Сухэ-Батора в феврале 1923 года премьер-министром Народного правительства Монголии стал сначала Содномын Дамдинбазар. В сентябре 1923 года его сменил на этом посту Балингийн Цэрэндорж, который позже и стал первым премьер-министром Монгольской народной республики (МНР), провозглашенной после смерти Богдо-Гэгэна в мае 1924 года.
Сложная политическая ситуация в Монголии влияла и на направления деятельности бурятских лидеров, среди которых были не только коммунисты Мария Сахьянова и Михей Ербанов, но и бывшие эсеры и национал-демократы Цыбен Жамцарано и Элбек-Доржи Ринчино. Напомним, что с начала XX века при всех сменах власти буряты активно участвовали в монгольской политике, являясь проводниками интересов России. В каком бы виде она ни представала – империи, обеих республик (демократической и советской), региональных государственных образований (Сибирской Директории, государства Колчака, ДВР, режима атамана Семенова в Забайкалье), СССР.
Многочисленные бурятские представители служили в русском консульстве в Урге, занимали посты в правительстве независимой Монголии, служили тайными агентами русского МИДа и Коминтерна, военными советниками, легальными советниками Богдо-Гэгэна, монгольского правительства по экономике, культуре и образованию, писали Конституцию Монголии, устав МНРП, консультировали и руководили деятельностью коминтерновских структур в Монголии.
Главным субъектом «реальной политики» России в отношении Монголии в то время (1921-1924 годы) был возглавляемый Элбэком Ринчино Монголо-тибетский отдел Дальневосточного секретариата Коминтерна. В нем работали в основном буряты, в том числе Цыбен Жамцарано (под шпионским псевдонимом «Бегзеев»), Мария Сахьянова («Маруся», «Трубачеева») и многие другие известные бурятские деятели.
Мария Сахьянова с ее задатками лидера, напомним, не ужилась ни с ориентированными «на заграницу» Ринчино и Жамцарано, ни позже с «домашним» Ербановым. На время учебы в Москве и лечения от туберкулеза она временно выпала из реальной политики. И вот, вернувшись в 1923 году на партработу в Советскую Бурят-Монголию, она достаточно скоро восстановила статус главного бурятского большевика. Напомним, 25 ноября 1924 года пленум Бурятского обкома РКП(б) единогласно утвердил Сахьянову на главный в то время партийный пост ответственного секретаря обкома (пост первого секретаря появился позже).
Кандидаты в вожди
В то время СССР переживал переходный период от одного лидера (Ленина) к другому. На звание другого лидера претендовали сразу четверо деятелей советского политического Олимпа (членов Политбюро) и «верных ленинцев». Ими были «вождь» Красной Армии, председатель Реввоенсовета и автор манифеста Коминтерна Лев Троцкий, «вождь» Коминтерна и председатель Петросовета Григорий Зиновьев, заместитель «верховного вождя» (Ленина) на постах председателя Совета Народных Комиссаров (СНК) СССР и Совета Труда и Обороны (СТО) СССР, председатель Моссовета Лев Каменев и, наконец, партийный «вождь», генеральный секретарь ЦК РПК(б) Иосиф Сталин.
Интересно, что после смерти «верховного вождя» Ленина в январе 1924 года главный пост в молодом Советском государстве определился не сразу. Это произошло только в 1927-1928 годах после окончательной победы «аутсайдера» Сталина над своими конкурентами-«фаворитами». Владимир Ленин до своей кончины был председателем СНК и СТО, соответственно, главными постами в СССР были пост председателя СНК СССР и посты председателей СНК союзных и автономных республик. «Вождем» Бурят-Монголии считался председатель СНК республики Михей Ербанов.
Но в постленинскую эпоху центр принятия решений стал постепенно смещаться в партийную среду. Еще в апреле 1922 год Зиновьев и Каменев придумали новую «техническую» должность генерального секретаря ЦК Компартии и выдвинули на этот пост якобы «недалекого» Сталина. Таким образом, сразу же после первого инсульта Ленина в мае 1922 года образовался триумвират лидеров Зиновьев-Каменев-Сталин, целью которого было остановить рвущегося к власти главного «фаворита» Льва Троцкого.
В конце января 1924 года, в первые дни после ухода «верховного вождя», ожидаемый военный переворот, в результате которого новым вождем должен был быть объявлен Троцкий, по счастливому стечению обстоятельств не состоялся. А объявленный Сталиным в феврале массовый «ленинский призыв» в ряды РКП(б) в течение 1924 года превратил бывшую «элитарную» партию (состоявшую ранее в основном из интеллигентов и бывших дворян) в «портяночную» массу карьеристов-«гегемонов», пришедших туда из социальных низов. В начале 1925 года расслабившийся автор теории «перманентной революции» Лев Троцкий ушел с поста Предреввоенсовета, оставив на нем своего человека Михаила Фрунзе. Однако с неожиданной смертью Фрунзе на операционном столе и последующим захватом постов в армии сторонниками «триумвирата», Троцкий окончательно потерял влияние в армии.
К 1927 году Сталин отстранил от власти уже не только Троцкого, но и самих Зиновьева и Каменева. Все трое были исключены из партии, сняты со всех постов, а позже и физически уничтожены. Еще в 1928 году в СССР началась масштабная кампания «десакрализации» пока еще популярного вождя Троцкого, а сам Сталин на посту партийного генсека стал всесильным лидером страны! С этого времени главными постами в стране стали партийные посты генсека ЦК партии, первых секретарей ЦК компартий союзных республик и ответственных секретарей обкомов в областях и автономных республиках.
Отношения между лидерами Бурят-Монголии, Марией Сахьяновой и Михеем Ербановым, были косвенным отражением борьбы за власть на советском Олимпе. С образованием республики в 1923 году и до падения Троцкого в 1928 году Михей Ербанов продолжал занимать «ленинский» пост председателя СНК Бурят-Монгольской АССР, который по инерции остается постом «верховного вождя» на республиканском уровне. Сахьянова же в это время занимала «технический» пост ответственного секретаря Бурят-Монгольского обкома РПК(б). Однако в ходе борьбы партийных кланов, в которых бывшая коминтерновка Сахьянова больше сочувствовала «элитному» Троцкому, чем «гегемону» Сталину, обострились и отношения между бурятскими лидерами.
Кто станет советским Чингисханом?
В ходе партийных дискуссий 1924-1927 годов подвергалась критике идея «перманентной революции» Льва Троцкого. Применительно к внешней политике СССР, претендующий на роль крупного теоретика марксизма Сталин «после тщательного изучения работ Ленина» стал продвигать теорию о «построении социализма в отдельно взятой стране», этот своеобразный прообраз корейской идеи чучхе («строительство коммунизма с опорой на собственные силы»).
Первой от претворения в жизнь этих сталинских стратигем пострадала Монголия. В отношении ее Советский Союз в 1924 году подписал соглашение с правительством Китая о том, что «Внешняя Монголия является частью Китая». В 1925 году из добившейся независимости от Китая страны были выведены советские войска. И довольно продолжительное время (до ухудшения отношений Сталина с Гоминьданом в 1928 году) все внимание бурятских лидеров было направлено не на расширение Бурят-Монголии до советской союзной республики в границах некоего большого общемонгольского (панмонгольского) государства, а на внутрипартийные конфликты. «Башня мировой революции» для Сахьяновой стала домашним проектом.
О постепенном смещении центра принятия главных политических решений из исполнительных органов в партийные говорит и такой факт. В конце 1924 года руководитель сети коминтерновских агентов в Монголии, советник Монгольского правительства и член ЦК МНРП Элбек Ринчино написал секретное письмо бурятским лидерам, в котором рассказал им о предполагаемых перспективах внешней политики Монголии. Ринчино отправил его не председателю СНК Бурят-Монголии Ербанову, а в обком партии.
В этом письме опытный Ринчино объяснил бурятским коммунистам секреты советской политики в отношении Монголии. Он писал, что, несмотря на подписанное в мае 1924 года соглашение между СССР и КНР о признании Внешней Монголии (территория современной независимой Монголии) составной частью Китая, Монголия все равно пойдет по пути советизации и в недалеком будущем должна будет войти в состав СССР в качестве нового члена.
Письмо Ринчино обсуждалось на закрытом заседании президиума Бурятского обкома РКП(б), на котором председательствовала Мария Сахьянова. Уже в 20-е годы лидеры Бурят-Монголии знали о возможности того, что фактический лидер республики может в дальнейшем стать главой нового монгольского государства, эдаким «советским Чингисханом», который вновь объединит Монголию, но теперь уже в составе СССР. В массовом сознании идеи «бури над Азией» были ярко продемонстрированы в талантливом советском боевике Всеволода Пудовкина «Потомок Чингисхана» с Валерием Инкижиновым в главной роли. Этот фильм в конце 20-х годов завоевал экраны мира. В свете такой перспективы, и учитывая перипетии внутрипартийной борьбы в Кремле, все более отчетливо приобретает политический вес ранее «технический» пост секретаря республиканской парторганизации.
«Ламский вопрос» и фиаско Ербанова
Первые ласточки борьбы за власть между «троцкисткой» Сахьяновой и сторонником «триумвирата» Ербановым появились во время дискуссии по так называемому «ламскому вопросу», который только на первый взгляд кажется чисто теоретическим. Суть разногласий вкратце сводилась к следующему. «Теоретик»-землемер Михей Ербанов считал, что «отсталый» ламаизм среди бурят распространяется в основном в силу внутренних социально-экономических факторов («пастбищно-скотоводческого хозяйства» и «родового быта»). Бывшая курсистка и слушательница комкурсов в университете имени Свердлова Мария Сахьянова утверждала, что ненавистное ей ламство получило развитие в том числе и из-за влияния извне. Она называла следующие факторы: во-первых, «пастушеско-скотоводческое хозяйство», которое якобы не требует большого трудового напряжения, образует «избыточный нетрудовой слой населения», и, во-вторых, «китайский торговый капитал», следовавший по Великому чайному пути через Монголию к бурятам.
Самое примечательное, что эти споры «теоретиков» вызвали нешуточные страсти среди высшего звена бурятских большевиков, ставших перед классической дилеммой из бессмертного фильма «Чапаев»: «Ты за кого – за большевиков или за коммунистов»? Открытое голосование показало, что почти половина влиятельных партийных функционеров поддерживает не «вождя» Ербанова, а «технического» секретаря Сахьянову. В ходе обсуждения тезисов Ербанова по «ламскому вопросу» на заседании пленума обкома в мае 1925 года 10 человек проголосовали за формулировку Ербанова, 7 человек – за интерпретацию Сахьяновой.
Но первый серьезный конфликт двух лидеров разразился в конце 1925 года, когда стало окончательно ясно, что после смерти Ленина и начавшегося усиления роли генсека Сталина главным постом в республике будет не пост председателя СНК, а главный партийный пост. В марте 1925 года состоялось выступление некоей группировки в Бурят-Монгольском обкоме во главе с Ильей Архинчеевым, которая выдвинула Ербанова на пост секретаря обкома вместо Сахьяновой. Однако ей удалось на время подавить бунт среди своих партийных сподвижников и отбить атаку Ербанова. Сам Михей Ербанов на ноябрьском пленуме обкома 1925 года сквозь зубы признал, что «товарищ Сахьянова в освещении внутрипартийного вопроса достаточно объективна». На деле своих намерений отстранить от власти «эту стерву» он не оставил.
Тем не менее ему на какое-то время пришлось затаиться и явных претензий на власть партийного сталинского «вождя» не выказывать. Обвинения Сахьяновой в «отрыве от масс», в превалировании среди руководящих кадров выходцев из среды национальной интеллигенции и в «троцкизме» выплыли позже. А пока, в течение 1926 и 1927 годов, Мария Сахьянова только усилила свое положение партийного лидера. В эти годы она отправила свои кадры на учебу в «красные» университеты в Москву и Ленинград. Не забыла Сахьянова и о «башнях мировой революции». В конце 1925 года и в начале 1926 года она несколько месяцев, до марта 1926 года, провела в Монголии, где лично общалась и с агентами Коминтерна, и с политическими лидерами пока не признанной никем (в том числе и СССР) страны. В ходе этих встреч обсуждались пути хозяйственного, культурного и политического взаимодействия двух родственных республик (БМАССР и МНР), в том числе и на уровне их лидеров.
Последней попыткой Михея Ербанова и его сторонников избавиться от стремительно набиравшей политический вес Марии Сахьяновой была рекомендация, составленная замсекретаря обкома Михаилом Дворкиным. Последний в качестве «смотрящего» от Сибкрайкома ВКП(б) возглавлял в Верхнеудинске специальную комиссию «партрезерва», занимавшуюся отбором кадров руководящих работников для выдвижения их по партийной карьерной лестнице. Комиссия «партрезерва» в отзыве на секретаря обкома Сахьянову пришла к весьма лестному для нее выводу о том, что Марию Михайловну «целесообразно выдвинуть на организационную работу в краевом масштабе». Однако Сахьянова ехать из Верхнеудинска в Новониколаевск (в будущем Новосибирск) не захотела.
Теперь уже самому Ербанову пришлось покинуть Бурят-Монголию, освободив посты председателя СНК и председателя президиума ЦИК республики. В сентябре 1927 года, как раз накануне начала грандиозных кампаний сталинской индустриализации и сплошной коллективизации, Михея Ербанова отправили в Москву «на учебу» на курсы марксизма при комакадемии. Бурят-Монголии же с ее новым лидером Марией Сахьяновой предстояли большие перемены.
Сахьянова уступила «гегемону»
Однако стать сталинским «вождем» на уровне республики Сахьяновой была не судьба! В декабре 1927 года в Москве состоялся по-настоящему судьбоносный XV съезд ВКП(б), который изменил расстановку сил во внутрипартийной борьбе. На XV съезде был взят курс на сплошную коллективизацию и состоялся окончательный разгром оппозиции Сталину, так называемого «правого троцкистско-зиновьевского блока». Съезд одобрил исключение из партии Троцкого и Зиновьева, а также около ста активных членов «блока». В стране началась первая масштабная чистка партийных рядов. Как от настоящих троцкистов, так и от «честных» сталинцев, обвиненных их недругами в троцкизме. Партийные массы, состоявшие к тому времени в большинстве из социального и этнического «гегемона», поняли это как свою победу над «старыми кадрами» из еврейских и русских интеллигентов, разночинцев и дворян.
Присутствовавший на всех заседаниях XV съезда и вдохновленный победой «гегемона революции» Михей Ербанов мобилизовал все свои связи в Сибирском крайкоме ВКП(б), а в своей московской квартире в доме бывшей гостиницы «Восток» устроил свой «штаб революции». К Ербанову в Москву приезжали все недовольные и обиженные «безбашенной» Сахьяновой ответработники. Справедливости ради нужно признать, что в течение 4-х лет ее партийного руководства в Бурят-Монголии таковых оказалось предостаточно. В частности, в вину Марии Сахьяновой ставились «неправильная линия обкома в национальном вопросе», когда бурятская национальная часть парторганизации формировалась не из «батраков и бедняков», а из интеллигенции и из выходцев из кулацкой и зажиточной среды.
Спекуляции сторонников Ербанова на теме «буржуазно-демократической линии» обкома в национальном вопросе вылились в публикацию статьи А. Оширова в официальной газете «Бурят-Монгольская правда» (редактор Зобачев был открытым противником Сахьяновой). А также в коллективном выступлении «сталинцев» на октябрьском 1928 года пленуме обкома, где в адрес Сахьяновой высказывались обвинения в национализме и пока робкие намеки на ее панмонголизм. Именно Ербанов в пылу борьбы впервые вытащил на свет обвинение в становящимся предосудительным панмонголизме. После этого в истории Бурятии такое обвинение станет стандартным в отношении бурятских лидеров, начиная с самого Ербанова, как известно, «японского шпиона» и «панмонголиста», и заканчивая Андреем Модогоевым.
Октябрьский пленум Бурят-Монгольского обкома завершился вынесением решения в пользу Марии Сахьяновой с осуждением «великодержавного шовинизма», но после этого в Сибирский крайком ВКП(б) посыпались письма о «правом уклоне» и «националистах», засевших в республике. Результат не заставил себя ждать. Уже в ноябре 1928 года в Верхнеудинск из Новониколаевска (Сибкрайком ВКП(б) был образован во второй половине 20-х годов после прекращения деятельности Сибирского бюро ЦК РКП(б) в Новониколаевске) пришла грозная телеграмма, в которой Бурят-Монгольскому обкому предлагалось «в целях пресечения всякой групповой борьбы» освободить товарищей Сахьянову и Широкова с постов, соответственно, секретаря обкома и председателя областной контрольной комиссии. Что и было сделано.
В декабре 1928 года в Верхнеудинске на VI областной партконференции Михей Ербанов и его сторонники оформили свою победу. Сам Ербанов был заочно (находился в Москве) избран ответственным секретарем Бурят-Монгольского обкома ВКП(б), а Мария Сахьянова была «отозвана в распоряжение ЦК партии». Так расчетливый Ербанов второй раз убрал со своего карьерного пути Сахьянову.
«Бумажный червь»
К тому времени Марии было всего 33 года, а за спиной у нее были все достоинства статусного большевика: дореволюционный партийный стаж, подпольная работа при царизме, царская тюрьма, участие в революции и Гражданской войне, нелегальная работа за границей по заданию Коминтерна и несколько лет партийного руководства республикой. Казалось бы, с таким багажом путь был либо наверх по партийной линии, либо в оппозицию (в ссылку, тюрьму, лагерь, под расстрел). Но с Марией Сахьяновой не произошло ни того, ни другого. Вся ее дальнейшая жизнь – это движение вниз по карьерной лестнице, тихий уход из политики и «жизнь после славы». Кроме одного яркого периода в Чувашии, который заставил Марию Сахьянову вновь вспомнить о «картонных домиках национальной государственности» и о «башнях мировой революции». Но до Чувашии были 7 лет угасания.
То, чем занималась Мария Сахьянова с 1929 по 1936 год в Москве в аппарате ЦК ВКП(б), укладывается в один абзац. Сначала Сахьянова работала ответственным инструктором ЦК, затем с сентября 1929 года она слушательница Института красной профессуры. В мае 1932 года ее отозвали с учебы и вновь назначили на должность инструктора ЦК. В этот период она занималась бумажной работой – написанием аналитических записок по текущей национальной политике в регионах Сибири, «независимых» Монголии и Туве. В начале 1934 года, после XVII съезда ВКП(б) (в работе съезда Сахьянова участвовала как делегат), она была избрана членом созданной на съезде Комиссии партконтроля (КПК) при ЦК ВКП(б). После убийства Сергея Кирова эта комиссия занималась массовыми чистками в партии. Кстати, в 1934 году Мария Сахьянова была награждена своим первым орденом Ленина. Высшую награду страны ей дали почему-то «за работу среди женщин».
Последняя «башня мировой революции»
С марта 1936 года по декабрь 1937 года она занималась партийной чисткой в Чебоксарах в качестве уполномоченного Комиссии партконтроля по Чувашской АССР. С тех пор общественность Чувашии, в первую очередь ее партийное руководство и партийная интеллигенция, связывает имя Марии Сахьяновой со сталинскими репрессиями 30-х годов в республике. Посмотрим, так ли это.
Действительно сотни «ни в чем не повинных» партруководителей и представителей партийной массы (которые до этого сами организовывали такие же партийные чистки) подверглись репрессиям по требованию уполномоченного КПК Сахьяновой. По ее инициативе была заменена вся руководящая верхушка Чувашии, включая первого секретаря Чувашского обкома ВКП(б) Сергея Петрова. Засидевшаяся в Москве на бумажной работе «пламенная» Мария Сахьянова наконец-то получила шанс доказать, что ей можно доверить «настоящее дело». Она с ходу «выявила» в Чувашии «антисоветское шпионское гнездо» и со всей присущей ей энергией инициировала массовое «разоблачение врагов народа».
Первой крупной добычей в ее «охоте на ведьм» стал бывший председатель Главного суда, в то время прокурор Чувашской АССР Элифанов, которому Сахьянова поставила в вину «систематическое замазывание уголовных преступлений и нарушений социалистической законности», а также «ограждение от наказания врагов народа». В марте 1937 года Мария Сахьянова, от чьего слова теперь зависели судьбы чувашских лидеров, на собрании партактива в Чебоксарах сообщила присутствующим о напавшей на них «идиотской болезни самоуспокоенности» и призвала к «революционной бдительности». Тогда досталось начальнику Управления по делам искусств Аркадию Золотову.
А звездным часом Сахьяновой стало ее эмоциональное выступление на XVIII областной партконференции в июне 1937 года, в котором она потребовала «усилить разоблачение врагов Советской власти, окопавшихся в партийном, советском, профсоюзном, комсомольском и хозяйственном аппаратах Чувашской АССР». Для вождя Чувашии Сергея Петрова это стало фактически приговором.
Уже в октябре 1937 года в Чебоксарах начался судебный процесс над 13-ю лидерами Чувашии, составлявшими политическую элиту республики. Среди подсудимых первый секретарь обкома Сергей Петров, председатель СНК республики Василий Токсин, секретарь ЦИК, председатель Госплана, второй секретарь обкома, секретарь Чебоксарского горкома, несколько народных комиссаров, военный комиссар. Этот процесс завершился в ноябре тем, что первую пятерку подсудимых, в том числе Петрова и Токсина, приговорили к расстрелу, остальных отправили в лагерь на сроки от 10 до 20 лет. В начале декабря 1937 года, завершив свою карательную миссию в Чувашии, Сахьянова вернулась в Москву.
Нацмены против нацменов
Главным обвинением, предъявляемым жертвам в ходе проведенной Сахьяновой партийной чистки в Чувашии, было обвинение в «национализме». Характерно, что в результате изъятия из руководящего состава республики национальных чувашских кадров главные в республике посты на долгое время заняли русские руководители. После Петрова первым секретарем Чувашского обкома ВКП(б) в ноябре 1937 года на короткое время стал тоже чуваш Герасим Иванов, который попытался приостановить репрессии. Но вскоре и Иванов был арестован и расстрелян. В результате главный «сталинский» пост в Чувашии занял один «варяг» Алексей Волков, а председателем СНК Чувашии стал другой «варяг» Александр Сомов. В Чувашии была фактически свернута политика «коренизации» советского и партийного аппарата.
Особую пикантность этому придает тот факт, что орудием репрессий против чувашских «националистов» выступила тоже нацменша Мария Сахьянова, возводящая в Чувашии свою очередную «башню мировой революции». Всю оставшуюся жизнь тени репрессированных чувашей – Элифанова, Петрова и Токсина будут преследовать Сахьянову. Все репрессированные в 1937 году партийные деятели Чувашии после смерти Сталина будут полностью реабилитированы, а весь гнев оставшихся в живых и вернувшихся из лагерей будет направлен на политически верный и безопасный для обвинителей объект. На злобную Сахьянову, у которой «руки по локоть в крови» чувашей.
Не умаляя «заслуг» Сахьяновой в развертывании политического террора в Чувашии, заметим однако, что репрессии, в которых принимали самое активное участие сами чувашские лидеры, начались задолго до приезда Сахьяновой в Чебоксары. Кстати, непартийная чувашская интеллигенция, деятели культуры, искусства, религиозные деятели были зачищены еще в первой половине 30-х годов, а в 1937 году секретарь обкома Петров и прокурор республики Элифанов, наряду с наркомом внутренних дел республики Розановым составляли тройку по Чувашской АССР, выносящую внесудебные приговоры.
Тем не менее в 1953 году Сергей Петров был полностью реабилитирован и стал считаться «жертвой репрессий». А в октябре 1956 года Комиссия партконтроля при ЦК КПСС рассмотрела записку первого секретаря Чувашского обкома Семена Ислюкова, в которой были описаны все неблаговидные деяния Марии Сахьяновой в Чувашии. Комиссия тогда приняла следующее решение: «За допущенные поступки т. Сахьянова М.М. заслуживает исключения из рядов КПСС. Учитывая признание т. Сахьяновой М.М. своего антипартийного поведения, а также принимая во внимание ее участие в прошлом в революционной работе, – объявить т. Сахъяновой строгий выговор с занесением в учетную карточку за антипартийное поведение в бытность уполномоченным КПК при ЦК КПСС по Чувашской АССР» (орфография и пунктуация записки сохранены. – С.Б.).
Самое интересное, что такое «наказание» по партийной линии за действия Сахьяновой в Чувашии было для нее не первым. Оказывается, еще в сентябре 1938 года специальное постановление бюро КПК, которую, кстати, возглавлял сам «железный нарком» и организатор репрессий 1937 года Николай Ежов, указывало Сахьяновой на то, что она «не проявила необходимой большевистской бдительности» и через некоторое время она была освобождена от работы в «комиссии Ежова». То есть Марии Сахьяновой сначала, наоборот, ставилось в вину то, что репрессии в Чувашии были недостаточными и не соответствовали планам чисток.
Миссионер – революционер - пенсионер
С 1939 по 1956 год Сахьянова находилась фактически в отставке и в высшем партаппарате не работала. После Чувашии, где она была вершителем людских судеб, всесильным судьей, способным казнить и миловать, Мария занимала мелкие должности. Сначала ее сплавили подальше от столицы директором колхоза в Пензенской области, но затем Сахьянова возвратилась в Москву, где ей нашлись места заведующей парткабинетом, завсектором в Сокольническом райкоме. Кстати, осенью 1941 года, когда «немец стоял у стен Москвы» и весь советский и партаппарат был эвакуирован из столицы, Сахьянова вновь оказалась в Чебоксарах. Несколько месяцев, до февраля 1942 года, она работала лектором Чувашского обкома партии.
После возвращения из эвакуации Сахьянова какое-то время находилась в «спецрезерве», затем работала лектором в ДК железнодорожников, научным сотрудником Госполитиздата, Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. В 1956 году, когда настойчивые требования «справедливого возмездия» со стороны руководителей Чувашии уже нельзя было проигнорировать, Сахьянову по-тихому наградили вторым орденом Ленина («в связи с 60-летием и за заслуги в революционном движении») и еще до развертывания шумного скандала отправили на персональную пенсию. «Строгий» выговор ей давали уже как пенсионеру союзного значения.
Последние 20 с лишним лет жизни Сахьяной прошли незаметно, вдали от родины. О первом бурятском большевике в Бурятии вспоминали редко, а история ее жизни в революции, достойная стать сюжетами для романов и фильмов, смазывалась каким-то обидно негероическим концом. Свой жизненный путь «бурятская Мария Спиридонова» завершила не в ореоле революционной славы, не в бою и даже не в сталинском лагере, а в забвении и одиночестве в своей квартире в Москве, сохранив все льготы и пайки и спокойно дожив до 85 лет. Умерла она в 1981 году
Как и ее первый учитель Матвей Хангалов, разглядевший в маленькой Маше талант миссионера, несущего Божье слово темным массам, Мария Сахьянова не стала ни великим ученым, ни великим проповедником. Немного не дожив до полного краха большевистского проекта «мировой республики Советов», в который Мария горячо верила в годы своей молодости, она увяла от скуки и «подлости» окружающей жизни.
