Роман Алексея Гатапова «Тэмуджин» вышел в старейшем российском издательстве «Художественная литература» (г. Москва). И автор лично представлял свою книгу на 25-й международной книжной ярмарке, которая прошла в сентябре в Москве. Сразу по прибытии в Улан-Удэ писатель дал эксклюзивное интервью «Новой Бурятии».
– Алексей, как прошло представление романа «Тэмуджин» в Москве?
– Как мне сказали организаторы мероприятия от издательства, книга моя прошла очень успешно. Мне дали персональный стол на стенде издательства «Художественная литература», а это редкая удача для писателя, когда он лично общается с читателями в рамках ярмарки и подписывает свои книги. И я продал 48 экземпляров за два дня. Мне сказали, что это очень хороший результат для их издательства – на уровне бестселлера. По словам его сотрудников, таких продаж на ярмарке у них не было давным-давно, со времени издания книги воспоминаний генерала Варенникова – еще в 90-е годы.
Главное, что я для себя уяс-нил: читателей интересует тема Чингисхана, публику интересует исторический роман, ну и, кроме того, читателей привлекало, видимо, хорошее оформление книги. Кстати, фотографию для обложки моей книги – скульптуры Тэмуджина в Хэнтэйском аймаке Монголии – сделала моя супруга Октябрина.
На ярмарке в целом для меня все прошло успешно, я решил все свои задачи.
– Есть разница между этой ярмаркой и предыдущими?
– Да, на мой взгляд, разница ощущается. По-моему, ярмарка, которая прежде была очень известной и популярной на мировом уровне, начала сдавать позиции в сравнении с аналогичными ярмарками во Франкфурте-на-Майне, в Нью-Йорке, Пекине. Бросается в глаза ее явный уклон в сторону книг для массового читателя, в ущерб интеллектуальной, эстетической литературе – доминировали коммерческие серии, детективы, дамские романы и прочая массовая литература.
Именно из-за этого, по-моему, на ярмарке отсутствовали англо-язычные издатели, которые раньше были обязательными участниками московской ярмарки. Не было и китайских издательств. Там присутствовал некий культурный центр из Китая, который, по словам его сотрудников, представлял интересы пятидесяти китайских издательств. То есть на всякий случай или просто из вежливости отправили представителей. Из германоязычных издательств было лишь одно какое-то евангелическое издательство. Все это говорит о том, что мода на русскую литературу проходит. И сейчас мало кто ожидает каких-то прорывов в литературе именно в России. На это, кстати, мне прямо намекнули иранские издатели, с которыми я общался на ярмарке. Они мне говорили, что самое ценное, что ищет любое серьезное издательство в другой стране, – это национальное лицо и уникальный культурный код, по которым и узнается данная культура. Раньше эти искомые литературные ценности находили у Астафьева, Айтматова, Рытхэу, теперь так, как они, почти никто не пишет. А детективы и прочая попса везде одинаковы: кого-то убили, ограбили, полиция ищет, преступники убегают…
– Россия перестала быть самой читающей страной?
– Скорей всего, да. Ведь ярмарка это только отражение ситуации в отечественной литературе. Можно сказать, что литература в нашей стране значительно сдала свои позиции. Изменились общественные интересы, изменилась и литература. Духовные интересы сменились материальными. Это объяснимый процесс – когда основная масса людей бедствует, она, прежде всего, думает о хлебе насущном, а потом уже о духовных идеалах, которые формирует литература. Хотя, конечно, в стране есть государственные структуры, которые занимаются развитием культуры и призваны формировать вкусы, взгляды и идеалы. И это важно, чтобы общество не соскользнуло в пропасть примитивных вкусов, что есть духовная деградация.
Но так сложилось – сначала хлеб, потом культура. Неудивительно, что сейчас во главу угла поставлены интересы материальные.
– Но ведь так было не всегда...
– Да, было иначе. В советское время, хотя я нисколько не идеализирую его, литература была одним из самых важных предметов в школе. Знание литературы было важным условием при поступлении практически во все вузы страны. Как-то я помогал друзьям поступать в лесотехникум, и даже там был экзамен – сочинение по литературе. И эта образовательная система в течение трех десятилетий – с 30-х по 60-е – превратила почти сплошь неграмотное население нашей страны в самое передовое по уровню образования.
И это при том, что в 40-е годы наш народ вынес на себе основной груз тяжелейшей в истории человечества Второй мировой войны, когда, казалось бы, всем было не до образования. И литература в этой системе играла важнейшую роль, потому что чтение книг дает мощную тренировку мозгу, чтение, как шахматы, обеспечивает общее умственное развитие человека. И потому тот, кто читает книги, успешнее осваивает все другие предметы.
Сейчас же все изменилось, и литература ушла на третий план. Есть главные предметы – математика, физика, иностранный язык и остальные, среди которых литература. Но парадокс в том, что при этом все меньше выпускников идет в вузы на технические специальности. И все больше гуманитариев, которые в итоге не имеют глубоких знаний ни по литературе, ни по истории.
Школа деградировала при отсутствии образовательной идеи. И если раньше у нас была одна из самых передовых образовательных систем, то с введением ЕГЭ у нас получилась самая что ни на есть маргинальная школа, которая ни по каким предметам не дает устойчивых знаний. И это вполне понятно: в 90-х годах основы этой системы в России закладывали американцы, которые меньше всего заинтересованы в нашем развитии.
– Как ваш роман попал в издательство «Художественная литература»?
– В феврале мне пришло письмо из издательства с просьбой прислать текст романа полностью. Дело в том, что на Prosa.ru у меня выложено несколько его глав, и, видимо, они просматривают подобные публикации. Затем в апреле представители издательства сообщили о намерении издать роман. Наконец, роман был издан тиражом в одну тысячу экземпляров. Надо сказать, что «Художественная литература» – государственное, а не коммерческое издательство, и оно издает небольшими тиражами произведения, которые считают явлениями в современной литературе, чтобы утвердить их на российском пространстве.
– Есть еще какие-то перспективы продвижения романа?
– В ходе ярмарки я общался с представителями иностранных издательств – иранским, турецким, китайским, вьетнамским. Они проявили определенный интерес к роману. Думаю, что, как нераскрученный автор, вряд ли вызову интерес у коммерческих издательств в России.
– Как, на ваш взгляд, развивается литература в Бурятии?
– Сразу по возвращении я посетил книжный салон. Для республики это исключительно важное мероприятие, особенно для районов, откуда приезжают представители библиотек, школ, общественности. Происходит обмен мнениями, презентация книг. Однако для развития полноценной литературы у нас не самые лучшие условия. Маловато населения – примерно миллион человек, а ведь именно читатели кормят писателя. При этом нет ощутимой государственной поддержки литературы, поэтому многим писателям трудно обеспечить себя своим профессиональным трудом.
– А как вы шли к своему роману?
– Сначала я написал сборник рассказов, затем повесть «Первый нукер Чингисхана», там я затронул некоторые интересные для меня вещи, которые потянули за собой мысль дальше. Это очень большая тема, я считаю, что о самом Чингисхане написано очень мало художественных произведений. Если о Юлии Цезаре, Наполеоне написаны сотни романов, то о Чингисхане – единицы. Есть произведения Памелы Сержант, Давида Курта на английском языке, роман якутского писателя Николая Лугинова, но, на мой взгляд, все они очень далеки от совершенства. В них нет исторического духа, ощущения реальности происходящего. И дело не в том, что авторы недобросовестно подошли к теме. Они очень много переработали источников. Однако дело в том, что они не совсем понимают то время в «Великой степи», не совсем верно представляют себе древних монголов, они представители совсем другой культуры. Поэтому их произведения уходят то в рыцарский роман, то в историческую хронику.
И в этом плане, считаю, у меня позиции значительно лучше. Я – монгол, я могу лучше понимать психологию и мотивы действий своих героев, традиции, обычаи наших предков. И это нормально. К примеру, роман «Война и мир» мог написать только граф, представитель русской аристократии. «Тихий Дон» мог написать только Шолохов, который знал и понимал атмосферу казачьего быта, казачий дух. В этом плане также очень важна литературная школа. У нас в России сложилась лучшая романная школа, это Толстой, Достоевский, Шолохов... Такой хорошей школы нет ни в Монголии, ни в Китае. Очень важен и шаманский дух, которым были пропитаны жизнь и менталитет древних кочевников, этот дух утрачен как в Монголии, так и в Китае.
И в дальнейшем я планирую продолжать свою работу, ведь в романе «Темуджин» описаны всего два года жизни юного Чингисхана. Буду развивать эту линию, чтобы довести до логического завершения.
– А как вы реконструировали события тех далеких времен?
– Самое главное – это создание настоящих психологических портретов, характеров, стереотипов поведения героев, верное определение мотивации их действий. В этом и заключается суть творчества в художественной прозе. Это не историческое исследование, я оперирую другими категориями. Мне важно воссоздавать образы, картины. При этом я опираюсь на свою личную интуицию, на какие-то свои представления. Мое детство прошло в Баргузинском районе в бурятской среде. Я до семи лет не понимал по-русски, и еще долго основным моим языком оставался бурятский. А язык определяет сознание человека, его менталитет. И я вырос среди людей старшего поколения, у которых была совершено другая ментальность, другая психология. Они занимались скотоводством, общались с духами, приносили жертвы небожителям. Это был свой мир, далекий от современной цивилизации, иное представление о природе вещей. Эта их ментальность, как и бытовая жизнь, имели свои истоки в глубине тысячелетий. Например, некоторые пословицы и поговорки, обычаи, бытовавшие у современных бурят, я находил в «Сокровенном сказании монголов». И я воспринял представления и ментальность своего старшего поколения достаточно прочно, это мне и помогает в реконструкции характеров и событий эпохи Чингисхана.
– Спасибо большое за интервью.
