Коктебельский дневник

Международный литературный фестиваль имени легендарного человека, поэта, художника и философа Максимилиана Александровича Волошина проводится ежегодно с 2003 года Домом-музеем М.А. Волошина (Коктебель), Коктебельским эколого-историко-культурным заповедником «Киммерия М.А. Волошина» (Феодосия), Союзом российских писателей (Москва) и журналом «ШО» (Киев) при содействии Министерства культуры и искусств Автономной Республики Крым.
Общество |

Международный литературный фестиваль имени легендарного человека, поэта, художника и философа Максимилиана Александровича Волошина проводится ежегодно с 2003 года Домом-музеем М.А. Волошина (Коктебель), Коктебельским эколого-историко-культурным заповедником «Киммерия М.А. Волошина» (Феодосия), Союзом российских писателей (Москва) и журналом «ШО» (Киев) при содействии Министерства культуры и искусств Автономной Республики Крым.

На Волошинский фестиваль приезжают как известные, так и молодые современные литераторы со всего мира – из России, Украины, Беларуси, Молдовы, Армении, Узбекистана, Казахстана, Грузии, стран Прибалтики, США, Германии, Франции, Чехии и других стран – для обмена опытом, участия в творческих вечерах и дискуссиях, мастер-классах по поэзии и прозе. Для многих литераторов это едва ли не единственная возможность пообщаться с соотечественниками и коллегами из ближнего и дальнего зарубежья.

В этом году на фестивале впервые был представитель от Республики Бурятия, поэт из Улан-Удэ Аркадий Перенов, чей фестивальный дневник мы представляем вашему вниманию. Поездка стала возможной благодаря поддержке правительства и лично Ирины Смоляк, а также генерального директора ООО «Атташе» Сергея Краснопеева.

12 сентября

Коктебель. Глубокая ночь. Сразу с автобуса попал на джаз-фест. Кружится разноцветная Содом и Гоморра. Столько хиппи на один квадратный сантиметр никогда не видел. Лежу на сыром песке. Рядом парочка причудливых созданий. Одну зовут Марти. Поглядывают со спокойным любопытством. Холод пробирает до костей. Напялил на себя всю одежную теплынь. В небо уносятся китайские фонарики с зеленым живым огнем внутри. Радостный ор толпы. Это запустили тысячу воздушных шаров. Фоткаю. Многие купаются голышом и писают на прибрежной отмели. Утром встает багровое солнце. Горы такие, как их и рисовал Максимилиан.

12–13 сентября

Наталья из волошинского дома, хозяйка, помогла заселиться в гостиницу. Ночью рухнул в кровать. Не собрав воедино всех впечатлений. Знакомлюсь с супружеской парой из Питера – Димой Зиновьевым и его женой Светланой. Целый день вместе. Купаемся в шторм. Весь день возвращаемся к одному. Зачем приехали. К поэзии. Дима дарит свой сборник «Снимок на память». Днем слушаем поэтов: Грицмана, Олега Хлебникова и Сергея Попова из Воронежа. Они читают под импровизации Натальи Лебедевой. Кстати, совсем неплохо. Наталья наигрывает «Стеллу в лунном свете». Грицман – «И прошумел Уитмен. В небе Манхеттен плывет на медленной льдине». Сергей Попов – «Морская спесь на гипсовых губах. И стынет голубь, светел и костист». У Олега Хлебникова – «Мы люди страстной судьбы». Знакомлюсь с Грицманом. Могучий человечище, миролюбивый, попросил стихи для семинара. Вечером после ужина у ребят в гостинице смотрим «Земляничную поляну».

Музей-квартира Максимилиана Волошина

14 сентября

До трех часов на море. Света рисует на камнях пастелью «Рыбку и Карадаг».

Потом открытие фестиваля. Начальство Крыма: Татьяна Умрина, зампред Украины по культуре. Затулин Константин, зампредседателя СНГ по делам беженцев. Неожиданно раскованный. Говорит, что работает почтальоном. Привез привет от Грызлова. Вещает об уникальной художественной атмосфере. Мэр Коктебеля Алексей Булыга. С его помощью разбит еще один уникальный парк на горе Лазарева. Директор заповедника Полетавкин рассказывает о киммерийском треугольнике: Коктебель, Феодосия, Старый Крым. Наконец, поэты. Коровин, глядя на меня, говорит о том, что поэты Сибири добрались до Коктебеля. Увидел Женю Чигрина во всем белом, Свету Михееву. Отдал ей рисунки. Наконец Евгений Борисович Рейн. Поэт в голубой рубашке. Взгляд по земле. Сказал, что Бродский здесь собирал виноград. И Лермонтов приплывал сюда на ялике. А Ахматова, наоборот, упорствовала и не приезжала.

Олег Хлебников с супругой Аней. Дарит свой сборник стихов. Фоткаемся с поэтами на память. Потом длинный вечер в Доме культуры. Еще до него знакомимся с казахом Баяром Каирбековым, режиссером. Он сюда еще мальчишкой приезжал с отцом поэтом. По дороге – эмоциональный Чигрин. Везет чемодан книг из Киева. В Доме культуры вечер журнала «Дети Ра», целый десант поэтов представляет издательство «Зинзивер». Хороший парень играет на тибетском инструменте, по форме напоминающем таз. Звуки переливисты и затягивают в Зазеркалье. И мы уже все там со своими крестиками и ноликами, свечечками. Идем гуськом, как дети Нюрнберга. А дудочник – Коровин. Света Михеева читает довольно интересные стихи. Поэтесса из Махачкалы Миясад. Стихи о примирении и дружбе народов Северного Кавказа и остальной России.

В потемках в гостиницу. Смотрим фильм об Итигэлове. У питерцев эмоциональный шок. Расспрашивают о Бурятии. Говорю им совершенно удивительные вещи о чудесах и превращениях буддийского мира. Света Василенко в широкополой шляпе. Радостно смотрим друг на друга. Леонид Бахинов из «Дружбы народов» поет две песенки о Коктебеле. Довольно панковские, раскованные. Ночью надрываются цикады. Из джазового кафе рвется цветной бумагой свободная музыка. Люди не расходятся до глубокой ночи.

15 сентября. С утра и дальше

С утра очень рано убежали на море. Купаемся со Светой Василенко, качаясь на огромных волнах. Она прямо на берегу готовится к семинару по прозе. Читает рукописи. Расспрашивает о ребятах, оставшихся в Улан-Удэ. Говорю, что Юра заболел. Расстраивается.

В 11 часов экскурсия по дому Макса. Смотрел на его хитоны, трости, книги. Рисунки на самом деле необычайно притягивают. И картины тоже. Очень своеобразный художник. Поднялись на самую верхотуру. Оттуда море по-особому слепит. Я даже подумал, что я Ксеркс и могу бежать наказывать его плетью. Экскурсию вел молодой голубоглазый парень. Босиком и в свободной блузе. К нему прижимался ребенок. Видимо, сын. Он рассеянно гладил его по голове. Весь в волошинских реалиях.

Семинар Грицмана и Берязева. Как-то все без надрыва и очень доброжелательно. Ко всем без исключения поэтам внимательное отношение. Без сюсюканья и фальши. Дима Зиновьев читает и рассказывает о себе достойно. Все поэты слушают, задают вопросы. И Берязев, и Грицман говорят о Диминой подлинности и его поэтически точно выверенных реалиях в стихах сборника «Снимок на память». Я читаю несколько вещей. Вопросы интересные и неглупые, по существу. Расспрашивают, пишу ли я силлабо-тонические стихи. Расспросы про бурятский литературный мир. Берязев после моего выступления играет на хомусе. Сказать, что все удивлены, мало.

Аркадий Перенов с поэтом Евгением Рейном

После обеда выступает Саша Кабанов. Помахал мне рукой. Радостный. Легкий. Он и новое читает, и старое. В руках белые листочки стихов. Евгений Борисович Рейн рокочет, как черное море. Лет ему 75, а все излучает мощь, энергетику. Не зацикливается на себе любимом. Рассказывает интересные истории. В Шереметьевском дворце в Питере при Сталине установили памятник Амундсена. Так вот ночью при неверном электричестве он точная копия Анны Андреевны. «Наливайте мне вечность в осколки Грааля». Поэт Рейн поэту Коровину (Андрюша устанавливал микрофон): «Ты у нас поэт-звукотехник».

Андрей Грицман. Страшно ответственно быть притоком Рейна. Читает тоже без ложной аффектации, сверкает стеклышками очков. «Да ветер гудит индейскую песню. В.В. в холме отдыхает». (Это он про Набокова). Дальше Берязев – «От Колымы до Воркуты одна Чита». Берязев естественен и полифоничен. В его стихах Сибирь, вся без остатка. И удивительно в конце стихотворения – пресвитер Иоанн. Кто в теме, тот меня понимает. Вечером в «Юности» Баяр Каирбеков со своим милыми казахскими фильмами. Чистая вода, кирпичи из кизяка. В одном из эпизодов собака отдыхает на лошади. «Сердце хочет жить, не поддаваясь горящей листве» – такими стихами он комментировал свое кино. Сказал, что подлинное имя Рушевой – Найдал (по монгольски – вечно-живущая). Поглядывая на меня, с горечью говорит, что монголы разрушили много казахских городов при Чингисхане.

Возвращались при абсолютно черной ночи. Надрывались цикады. В джаз-кафе кто-то плавал по волнам импровизации. У меня трофеи: две книжки Андрея Грицмана, его секретный имейл и журнал «Сибирские огни». Неплохо для одного фестивального дня.

16 сентября

С утра сбегали на мыс Хамелеон. На самую верхотуру Света не пошла, голова закружилась. Ну и вид! Все как на ладони. Коктебельская бухта, корабли. Обратно везет немой шофер. Мимо виноградников. Впервые вижу, как растет виноград. Покупаем инжир, арбуз и виноград.

Заплыв поэтов. Поэт Евгений Мякишев, как Вайсмюллер. Подружка поэта Плахова: «Я, как боевой дельфин». Плыл и думал, а я, как Шелли. Не утонуть бы. Расстояние довольно приличное, в трусах рукопись (таковы правила заплыва). Первым Мякишев. Его стихи будет опубликованы в «Октябре». На память групповая фотография. Обедаем с Володей Берязевым. В разговорах все время возвращаемся к Бурятии и бурятским поэтам. Читаю ему Дондока Улзытуева. Вот это поэт! – восторгается Володя. После обеда турнир поэтов.

Читаем по очереди. Удивительная, тоненькая женщина, и зовут Элая Эссе. Феодосийские издатели представляют книги. Одна из книг с рисунками Рушевой Нади. Держу ее в руках, иллюстрации к Грину воздушные и живые. Издательство «Воймега» представляет свои книги. Один поэт лучше другого. Великодушный Александр Переверзин. Дарит всю серию. Девушка с круглым, милым лицом – Лета Югай. Подписывает две книжки. И свою, поэтическую, и детскую с рисунками. Ната Сучкова и Михаил Свищев. Очень любопытные ребята. Ведут себя, как расшалившиеся футуристы. По кругу бутылка плоская с коньяком. Бежим в Дом культуры. Продолжается турнир поэтов. Хорош Плахов. Брутальный, в татуировках. Побеждает Лена Погорелая. Ей на голову – венок из сухих коктебельских цветов. На сцене певица Лена Грицюк. После нее мини-пьески. Довольно занятно. У одного автора пьеса-палиндром. Наслаждение от языка. Наш Дима Зиновьев второй. Увы, венка ему не хватило. Но все равно все довольны. И от чтения, и от стихов друг друга. Я прочитал все значимые вещи лета.

На отдыхе

17 сентября

С утра на автобусе в Феодосию. Ходим по городу. Меня не покидает мысль о его заколдованности с советских времен. Короли спят, время не сыпется из их пухлых ладоней. Музей Грина. Внутрь не заходим: денег не много. Фотографируем стену с кораблем и кусочками домов Лисса. Неожиданно встречаем поэта Зафесова Юру. Объятия.

Он нас ведет в свой крошку-дом. Коньяк, фрукты, горький шоколад. И, как водится у поэтов, обчитываем друг друга стихами.

Музей Айвазовского. Старик любил ордена, море, женщин. Царь, оказывается, купил его «Девятый вал». Во дворе библейское умиротворение. Собаки, кошки, всё валяется в каком-то забытьи и кладет тяжелые лапы на отзывчивое сердце. Заходим в столовую. Я же говорю, время остановилось. Цены смешные.

Едем обратно в Коктебель через виноградники и уже совсем не изнуряющую жару. Люди выходят в карабасовы поля и делают «прощай» ладошками солнцу. Меня не покидает Грин со стрелами и луками. Лисский Леголаст. Во дворике музея вижу симферопольского поэта Марину. Поэты из Николаева Надя Агафонова и Алексей Торхов. Дарят книги. Идем на виллу Баса. Великодушный Переверзин достает блатной билет на сейшн. Сидим под грушами, выступают сестры Лиепа. Ильзе танцует. Маша поет. По тропинкам вышагивает Евгений Борисович Рейн с очаровательной супругой. Раскланиваемся.

Награждают поэтов. Все закрывают причинное место рамками с дипломами, в общем, смущаются. Оказывается, у Миши Свищева день рождения. У него лицо принца-гардемарина. Непокорная прядь на лбу. Володя Берязев получает стеклянную рыбу. Поздравляем. Но стихов ему почитать не дали. Раблезианские столы. Все чокаются. Плов, фрукты, зелень. Алла Басаргина, как королева, со своим верным старым мопсиком.

Поднимаюсь на второй этаж с художниками из Киева. Ходим вдоль картин и фотографий. Особенно волшебны фотографии 30-х и 60-х годов. Обнаженная достойная плоть. Постановочная Греция. Весла, сухие венки, тамариски. Художники из Киева. Это, оказывается, они собирали венки из сухих цветов. В джазовом кафе поэты. Он и она. Музыка льется из кувшина Забвения. Глаза их, как золотые рыбки в прозрачной воде.

18 сентября

Никого не ждем и идем втроем на могилу Макса. Синие сухие цветики в лугах меловых. Ноздреватые камни-скамьи. Плита с именами Макса и Марии. Кладем четное количество камней. Над вечным покоем. Поодаль цветные крылья планеристов. Макс бы порадовался.

В полдень обсуждение у Рейна. Рисую поэта пастелью. Получается какой-то молодой пухлогубый иудей, а не нынешний поседевший, в капитанской фуражке. Спросил меня про образование. Сказал, что театральное. А он мне про ребусы и кальку с англо-язычной поэзии. Вопрошает и сам отвечает на вопросы. Прочитал тактовик Сельвинского. Ну, чье? А я: ну это Сельвинский. Порадовал старика. Почему вы не идете от русского распевного стиха, Аркадий? Нужно навязать себя эпохе.

Света Михеева мне сказала потом, что это слова Пастернака. Дима Плахов из Москвы. На вопрос Рейна, что есть постмодернизм, Дима ответил: это когда маленький человечек танцует на плечах гиганта. По-моему, неплохо. С моим товарищем из Питера Димой Зиновьевым Рейн разговаривал уважительно, на равных. Дима изобрел какую-то новую рифму.

С поэтами «Воймеги» едим арбуз на терраске. Миша Свищев курит и закрывается рукой от демонов искушения. Саша Переверзин улыбчив и печален. Ранняя седина пузырится на висках. Взгляд быстр и потусторонен. Лета улыбается, как неяркое осеннее солнышко. Атмосфера добра и предупредительности друг к другу. Пообещал Мише рисунки к стихам. Парень явно повеселел.

Ближе к вечеру Ильзе Лиепа читает свои сказки. Очень нарядные, в андерсеновском ключе, где вещи оживают и приобретают чисто человеческие черты. В 5 часов – поэты Восточной Сибири. Начинает Света Михеева. Она еще представляла «Иркутское время». Книга разлетелась, как горячие пирожки. Светино выступление порадовало божественной гармонией и авторской цельностью. Света в этих стихах совсем другая. Не женщина-вамп образца 2009 г. Думаю, и я тоже не подвел своих новых друзей. Старался не усложнять программу. Прочитал вполне вменяемые вещи. Даже «Дорис. В ее глазах свет». Андрюша Богданов достойно завершил нашу программу. Хотя и был несколько заболевши, но духом силен. Мы слушали Коктебель, и, кажется, уловили его звучание.

Вечером в Доме культуры поет Елена Грицюк. «Мой ангел, мой свет, мое нелегальное счастье». Или «Я распадусь на буквы языка и плоть стечет». Далее провожал Зиновьевых на автобус. Долго обнимались и желали друг другу счастья.

Побежал в Дом культуры. Бардесса с венком сухих коктебельских цветиков на голове. Привставала на цыпочки. По-хорошему такая юродивая хиппушечка. А потом фест российских и украинских поэтов. Мощно выступали гарны хлопцы, в каждом выступлении грусть по ушедшему Владу Клену. С Сережей Тютюниным договариваемся о завтрашнем сейшне на квартирке.

19 сентября

С утра ходил по Коктебелю, купался. Пересекся с супругой Рейна. Попросила помочь спустить багаж к машине. Сидим в номере поэта, болтаем. Рейн открытый, великодушный. Что я мог ему сказать в ответ? Пообещал прислать рисунки к его стихам. Какие-то затаенные рояльные струны его души. Я их почувствовал и отозвался. Поговорили о Шотландии. Ведь в руках я сжимал томик Роберта Бернса. Поэт нахлобучил на голову капитанскую фуражку. Что ж, ему очень идет. Рассказал, как у тетки своей родной в музее уронил картину Пикассо на пол. Еще кубистского периода. Картина разлетелась на тысячу кусочков. «Я ее потом собрал и все обратно приклеил. Даже лучше стало. Женюра, надо собираться». На воздухе еще постояли на сквозняке мироздания. Если даже и не увидимся в этой жизни, в той-то уж наверняка.

Вечером после моря и купленных подарков родным вечерина на Ленина, 110. Удивили и Сережа Тютюнин, и его подруга Иришка. Стоим, взявшись за руки, передаем друг другу милость и сострадание.

А ведь они приедут в Бурятию. И я их повезу в дацан. Утром 20 сентября снимаю полупотухшим фотоаппаратом автобус на Симферополь.

Прощай, Коктебель!

Коктебель

Зиновьевым Дмитрию и Светлане

Послания с моих холодных гор индейские,

Красное и белое дуновение перьев.

Спокойный сижу на корточках,

Гляжу из-под неплотных ладоней

На героический мир своей смуглорожей страны.

Осень. Прохладно. Пьяные молодые люди идут и поют песни.

Взвихренные потоки

И погашенные зубчатые марочки.

Я, как форель, развиваю округлое лунное,

Преодолеваю тотемные пространства,

Код завинчиваю

И читаю осенние мантры,

Кашляя в кулак.

Шапку островерхую желтую подкидываю.

Шагают деревья-гиганты

В черных камзолах,

В масках с горящими свечами,

Двигаясь, они образуют энергию иного.

Копья их с алебардами легкими, киммерийские мечи.

Родина в дискурсе.

Дискоболы Петро и Иван,

Их раскрученный гончарный масонский круг

Против осевого течения,

Говорящий страдания.

Потом он летит.

Костерком оранжевым бьется в фонарике

Над тьмой бурятской и вслед украинской воспарил,

Приблизив вполовину хлебниковский Крым

На расстоянии вытянутой,

Хотя и не видно ни зги.

А тот, кто следом, невидимый,

На дисколете облетает,

С кудрями развевающимися Максимилиан.

Куда как далекий, трепетный, страстный

Эпосом вызревает,

Медным отблеском,

Заточенный в нынешнее, Коктебель.

Хореография Ильзе,

Пение Машуки.

Они сказали: а нам не нравятся

Эти огромные кресла и зеркала,

Ради них мы проглядели следы огромной славы

С замысловатым змеиным рисунком,

Синим четким кружком карадагских сумерек.

Мы очень высокие поэтские существа,

Читаем на задних лапах,

Пар идет изо рта.

По горизонтали: фатальная поэзия.

По вертикали: балалайка акына.

И все же мы предсказуемые поэты,

Ведомы и управляемы.

И по дороге мне печальноокий Переверзин

Обозначил бледной дланью

Домик Пра.

И украинские моряки в серебряных комбинезонах

Махали отчаянно желто-голубыми флажками,

Нехотя растворяясь, как сахар,

В сумерках каменистой бесплодной земли.

25 сентября 2010 г.

Кол-во просмотров: 2713

Поделиться новостью:


Поделиться: