Первое воскресенье апреля – День геолога, законодательно установленный в нашей стране в 1966 году. Накануне профессионального праздника «Новая Бурятия» побывала в Бурятском филиале ФБУ «ТФГИ по СФО», который является преемником Бурятского геологического управления и ПГО «Бурятгеология».
Директор филиала Валерий Барский почти полвека занимается геологией. Он первооткрыватель Новопавловского и Колобковского молибденовых месторождений. В 80-х годах руководил Северо-Байкальской многолетней экспедицией и защитил в ГКЗ СССР отчёт об огромных запасах Холоднинского свинцово-цинкового месторождения. При этом Барский хорошо понимает, насколько серьёзен вопрос экологии, задача охраны Байкала при разведке месторождений золота, свинца и цинка. Свой нынешний коллектив он возглавляет второй десяток лет.
– Валерий Фёдорович! Есть такая история: в годы Великой Отечественной войны группа геологов искала в Забайкалье урановые залежи. А наткнулась на другие залежи – золотые. Собираясь в обратный путь, геологи намыли золотого песка. Они спрятали его на Большом Ушканьем острове. Но тайна не осталась тайной. До сих пор не перевелись приезжие чудаки, которые пытаются разыскать тот клад. Это легенда или быль? Местные-то давно уже предпочли поискам таинственного золота ловлю живого серебра – байкальского омуля.
– Я не слышал такого. Но могу сказать, что подобных баек множество. Одна из них та, что в Сухой, где-то в пещере, открыта золотая жила. А вот в Улан-Удэ, на Батарейной, есть проявления золота, куда водят студентов-геологов на практику по его промывке. В Бурятии вообще много где «золотит» – в Муйском и Баунтовском районах, к примеру. Но для добычи нужны большие, промышленные масштабы…
Бездумная раздача недр
В 1960–1990 годах государство вложило в геологию три годовых госбюджета. Наша геологическая школа котировалась в мире очень высоко. Но это было когда-то… А потом грянули нелепые 90-е, и чем дальше – тем страшнее. «Что за дурацкая привычка ломать уже созданное? Присоединили к геологам водников, лесников, экологов – и этот винегрет обозвали Комитетом природных ресурсов, – написал в своих воспоминаниях «Полевой дневник» геолог Александр Гусев. – Страна сырьевая. Так зачем же губить свою базовую отрасль? Рубить сук, на котором сидишь?».
Далее он пишет: «Ведётся варварская обработка рудных месторождений. Отрабатываются богатые руды, а средние и бедные остаются в недрах. А в советское время все запасы подлежали выемке из недр. Все. В противном случае ты – государственный преступник».
Нынче крупный бизнес получает лицензию на право пользования месторождением, но совсем не спешит осваивать его. То, что находится в недрах, – это активы предприятия. Ещё где-то глубоко, но уже активы. Под них можно взять кредит, их можно заложить, т.е. вести полную хозяйственную деятельность, не притрагиваясь к ним. Зачем трогать, спешить с их добычей? Пусть лежат в недрах, есть и пить не просят. Скажем, Озёрное месторождение должно было заработать на полную катушку ещё четыре года назад, но до сих пор не заработало.
В землях Бурятии есть и стратегические металлы – уран, молибден, бериллий. Но порой кажется, что до них никому нет дела. Почему? Во-первых, из-за пробелов в законодательстве недропользователь имеет много возможностей для маневров по затягиванию работ. Во-вторых, громоздкая система государственного лицензирования тормозит любую инициативу: от подачи заявки до получения лицензии проходят годы. В-третьих, геология и добыча ископаемых – это длинные деньги, а бизнес любит короткие. Никто не захочет вкладываться, чтобы получить прибыль только лет через пять. К тому времени, вероятно, созреет другой царь с опричниками, которые отберут всё. В-четвёртых, лицензии даются в том числе и на недоизученные территории. Значит, они и не будут до конца изучены. Бизнес не хочет изучать, а государство не способно. Вот нефть и газ – другое дело, это быстрая прибыль. Но и они добываются точно так же, как руды – варварски. По мнению Валерия Барского, разумнее было бы навести порядок с действующими лицензиями, а не бездумно раздавать оставшиеся участки недр.
Сырая тяжесть сапога
Баек, небылиц и анекдотов в геологической среде не меньше, чем в среде журналистской. Каждая профессия оставляет свою печать на человеке – на его лице, жестах, осанке и характере. Чем отличаются от других геологи? «Профессия, конечно, нелёгкая. С другой стороны, нормальная мужская работа. Не белоручки. И руки растут оттуда, откуда положено. В быту очень непритязательны. В тайге чувствуют себя вполне комфортно. Хозяева. Взамоотношения предельно открытые, без «политесов». Лизоблюдство и чинопочитание не в почёте. В большинстве своём порядочные, в беде человека не оставят. Лицемерие заметно сразу, такие люди просто не уживутся с остальными. Откровенным трутням и тем, кто способен съесть кусок хлеба в одиночку, тайком от товарищей, там тоже не место. Сама обстановка требует быть порядочным и сильным» – слова из дневника Александра Гусева.
«Когда я пришёл работать сюда, понял, что не встречал более искренних людей, – говорит замдиректора Бурятского филиала Эрдени Цыденов. – Это от постоянного общения с природой. В таёжных условиях очень хорошо открывается характер человека».
Да, работа не для белоручек, это уж точно. Часто до баз, до таборов, до лагерей добираются на вертолётах, вездеходах или вьючным способом по горным тропам, скальникам и болотам. На лошадях, а там, где лошадь не пройдёт, груз тащат на себе. В тайге происходит всякое. Люди попадают под наводнения, встречаются с медведями, остаются без еды. Иной раз от усталости чувствуют одну «сырую тяжесть сапога» и больше ничего. Но это проходит. «А ты ел несолёный рис?» – спросили меня. Нет, не доводилось. Значит, не геолог.
И ещё одна интересная выдержка из «Полевого дневника» Александра Гусева: «На территорию экспедиции въезжает парочка грузовых машин, битком набитых геологами. Все грязные, бородатые, в замызганных энцефалитках и стоптанных сапогах. Восторженными криками их встречают соплеменники, вернувшиеся за несколько дней до этого. Они уже в чистой одежде и побритые. Все заключают друг друга в объятия. Люди полгода не виделись, работая в самых разных уголках Бурятии, а тут собрались все до кучи. Чего только не наслушаешься. «А мне нынче досталась студентка. И встретился нам в маршруте медведь. Естественно, мы рванули от него. Моя студентка не растерялась, махом взлетела на тонкоствольную берёзу и застыла в ожидании. Берёзка не выдержала перегрузок, и когда медведь поравнялся с ней, треснула. Самолично видел, как студентка грохнулась прямо на медведя. Тот не привык к такому обращению и со страху рванул в другую сторону. В общем, пронесло… Ну, братцы, раз заговорили о медведях, это надолго. Любимая тема, ничего не поделаешь».
Добывать уран или развивать туризм?
Персонаж Джека Лондона старик Таруотер наткнулся на жилу совершенно сказочным образом: копнул лопатой под кустом, вырвал куст, тряхнул им и с него, как картошка, посыпались золотые самородки. А как на самом деле обнаруживаются месторождения? По-разному. Иногда помогает случай.
Холоднинское, по словам геолога и писателя Владимира Митыпова, открыло само себя после лесного пожара. Кстати, это второе в мире месторождение по запасам цинка после австралийского. Но вопрос освоения остаётся открытым – север Бурятии находится в центральной экологической зоне БПТ Байкала. Богатства в республике есть, но достать их сложно с учётом всех экологических требований. Многие ставят вопрос конкретно: добывать цинк и свинец (читай – и молибден, и уран) или развивать туризм?
Но ведь есть экономический принцип: активы должны работать, а не лежать без дела. Значит, следует более взвешенно и комплексно подходить к решению этого вопроса.
