26 апреля исполнилось ровно 27 лет со времени ядерной катастрофы на Чернобыльской АЭС. Следует вновь вспомнить о подвиге людей, рисковавших здоровьем и жизнями, устраняя последствия атомных аварий в России.
Тени Чернобыля
– Это было в 1986 году, когда я командовал ротой связи в танковом полку в Белоруссии, – вспоминает Василий Коллегов. – В 5 утра меня известили, что нужно срочно прибыть в Речицу под Минском, где на базе кадрированного полка собирали резервистов для отправки в Чернобыль.
Сформированный полк перевели к посёлку Рудаков в Гомельской области – недалеко от «зоны отчуждения», точнее, участка, зацепившего территорию Беларуси. Ликвидаторов оснастили спецмашинами для дезактивации, каждый день они должны были выезжать на обработку деревень в белорусском секторе. Первое время власти надеялись, что после дезактивационных мер эвакуированных людей можно будет заселить обратно.
– Деревни были уже совершенно безлюдными, – рассказывает Василий Петрович. – Обработка происходила так: дом окапывался сточной канавой по окружности, затем его поливали спецраствором, крышу счищали скребками на длинных рукоятях. Но, поскольку саркофаг ещё не был возведён, реактор продолжал выбросы, через какое-то время химразведка вновь сообщала о высоком уровне радиации в обработанных деревнях, и всю работу надо было делать заново. В итоге эти мероприятия прекратили.
Василий Петрович вспоминал также, что ликвидаторов хорошо обеспечивали, в передвижной автолавке были дефицитнейшие в те годы товары вроде импортной бытовой техники, часто приезжали артисты с концертами. В сентябре срок его командировки подошёл к концу, за службу в «зоне отчуждения» он получил две грамоты.
«Чистый» коридор
Ветеран МЧС Александр Мункуев попал в Чернобыль позже, в ноябре 1987 года. К моменту отправки он занимал должность начальника химико-радиологической лаборатории при штабе Гражданской обороны Бурятской АССР. В «зоне отчуждения» его зачислили в состав особой оперативной группы, собранной из специалистов ГО, задачей которой было подготовить к запуску заглушенный третий энергоблок.
– Он располагался впритык с взорвавшимся четвёртым энергоблоком, – рассказывает Александр Дамбаевич. – Саркофаг к этому моменту уже возвели, он закрывал половину здания, третий энергоблок был в другой половине. Нашей задачей было проделать к уцелевшей половине «чистый» коридор среди радиоактивных обломков, провести дезактивацию помещений, разделить систему коммуникаций реакторов. Стены обрабатывали клейкой массой, которая застывала плёнкой, вбирая радиоактивную пыль, и её потом просто отдирали. Обычные армейские индивидуальные дозиметры оказались непригодными, будучи рассчитаны на более жесткое излучение, использовали флотские, с атомных подводных лодок.
Александр Дамбаевич вспоминал мрачный курьез – человеку, за сутки набравшему в личном дозиметре более 400 миллирентген, грозили неприятности по подозрению, что умышленно набирает дозу, дабы скорее демобилизоваться. Из-за этого накопители перед работами часто оставляли, в итоге реальная доза облучения превышала их замеры, не говоря уже об официальных бумагах, где цифры умышленно занижали.
По воспоминаниям Василия Коллегова, основным контингентом в Чернобыле были резервисты-«партизаны» возраста около 30-ти лет, люди уже сложившиеся, морально стойкие. Известие об отправке в Чернобыль они воспринимали спокойно, случаев отказов и дезертирства не было. «Мысль о чём-то подобном никому даже не приходила в голову, в те годы слова о гражданском долге не были пустым звуком», – говорит Василий Петрович. Правда, Александр Мункуев более скептичен, вспоминая не столь уж редкие случаи отказов и увольнений офицеров ГО.
Семипалатинск и «Маяк»
Помимо ликвидаторов Чернобыльской аварии, в эту годовщину следует вспомнить и ветеранов других атомных объектов Советского Союза, таких как Семипалатинский полигон или завод «Маяк».
Байрам Алиев отдал полигону в Семипалатинске 4 года, служил в автороте. Он доставлял к местам атомных испытаний спецоборудование и подопытных животных – собак, овец, лошадей, коров, их, закрепив датчики, привязывали в траншеях возле места взрыва.
– Животные чувствовали свою участь: выли, кричали, – вспоминает Байрам Кулан-Оглы. – После взрыва многие оказывались убиты ударной волной или поражены смертельной дозой радиации, едва живые, с выпавшей шерстью и слезающей шкурой, источающие слизь и кровь. Живых мы доставляли в лабораторию, мёртвых отвозили на могильник, где их сжигали.
Байрам Алиев вспоминал также, что никаких мер по защите солдат от радиации не принималось вообще – не выдавались ни ОЗК, ни респираторы. И личный состав даже не оповещали о взрывах, что приводило к травмам.
– Хотя при мне взрывали уже только под землёй, ударная волна всё равно была очень сильной, отбрасывая человека на несколько метров. Меня однажды так ударило о кабину грузовика, потом пришлось удалять грыжу, – рассказывает он. – Многие получали дозы облучения, нас, по сути, использовали как подопытных кроликов, тогда как командование на испытаниях сидело в бетонных бункерах.
Есть в Бурятии и ликвидаторы катастрофы на атомном комбинате «Маяк», что случилась в 1957 году в Челябинской области. Владимира Соколова и Валерия Сергеева сразу после призыва направили в войска, охранявшие этот секретный объект. Хотя основной объём ликвидационных мероприятий к этому моменту уже завершился, они всё равно успели принять в них участие.
– Мы обеспечивали эвакуацию населения с зараженной территории, – рассказывает Валерий Васильевич. – Людей часто приходилось отлавливать по лесам. Было также приказано уничтожить в выселяемых деревнях урожай и скотину. Я сам деревенский, мне было жалко, я горжусь тем, что ни одну животину не застрелил. А вот украинцы, что были с нами, так те, чтобы выслужиться, стреляли много и охотно.
После завершения эвакуации Валерий Сергеев и Владимир Соколов продолжили службу на атомном комбинате, охраняя склад с атомными боеприпасами.
Десятилетия спустя
Со времён отгремевших атомных катастроф минуло уже не одно десятилетие. Родина не слишком добра к людям, что шли по её приказу под лучи незримой смерти. Размер надбавки к пенсии у некоторых ветеранов Чернобыля составляет даже меньше 100 рублей. «Обещанную квартиру я так и не получил, сняли с очереди», – говорит Василий Коллегов. У многих ликвидаторов проблемы со здоровьем, часто инвалидность.
– После полигона у меня выпали все зубы, я инвалид второй группы, – вспоминает Байрам Алиев. – 30 лет мы страдали от болезней, не имея возможности сказать врачам причину, из моих сослуживцев в живых остались единицы. Я писал письма во множество инстанций, даже самому президенту, но отовсюду приходят шаблонные отписки. Все справки о службе в Семипалатинске нам приходится получать из Казахстана, поскольку российское Минобороны утверждает, что в архивах ничего нет. Я буду судиться с ним, а также с соцобеспечением.
Несмотря на всё это, ветераны не жалеют о службе на атомных объектах. «Это был наш воинский долг, начни я жизнь сначала – пошёл бы снова», – отвечает каждый из них.
