Пусть никогда в жизни тебе не придется испытать этого.
Молчат гробницы, мумии и кости.
Лишь слову жизнь дана.
Из древней тьмы на мировом погосте
Звучат лишь письмена.
И.А. Бунин
Ещё одно воспоминание о маме, труженице тыла Бухаевой Дэнсэме Надмитовне. Когда началась война, маме было 20 лет. Тяжелейшая доля выпала на долю этого поколения. Она ещё была дочерью репрессированного.
Попытка понять и представить себе судьбу своего рода в историческом прошлом, узнать о его нелегкой судьбе заставила меня взяться за перо. В моей статье хочу рассказать про часть истории моего рода по материнской линии, к сожалению, трагическую.
Итак, 30-е годы прошлого столетия, местность Арбун в прекрасной Баргузинской долине Бурят-Монгольской АССР. Здесь в достатке живут три брата: работящие, скот держали, избы на русский лад построены, идёт менная торговля продуктами с русскими людьми с Усть-Баргузина. Поставляют мясо, молочные продукты в обмен на рыбу омуль и, конечно, хлеб. Началась коллективизация, вместе с ней трагические страницы истории нашего государства — репрессия. Первым забрали моего деда Бухаева Надмита Абидуевича, это было в 1930 году. Моей маме Дынсеме исполнилось девять лет, а всего в семье было восемь дочерей. Я сохранила воспоминания моей мамы: «Пришли за ним ночью. Он собрал вещи, замком открыл сундук, в котором хранился хлеб, достал большой круглый хлеб (он для нас считался самой вкусной едой), со словами «дочери мои, если что не так сделал, обиду не держите, помогайте маме и меня не забывайте» поделил хлеб и ушел. Ушел навсегда...».
Вслед за ним забрали Бухаева Базара Абидуевича. Они были отнесены к кулакам первой категории. Это была первая волна репрессий «Большой террор». В 1937 году забрали Бухаева Балдана Абидуевича. Надмит и Базар были расстреляны в 1932 году. А Балдан вернулся в 50-х годах. Об этом уже другой разговор. Остались с мамой три сестры, позже одна из них — Сундарон Цындема Бухаевна — стала первой заслуженной учительницей РСФСР в Баргузинской долине, другая сестра — Харпухаева Сэсэг Бухаевна — заслуженный врач РСФСР, хирург от Бога. Ныне одна из улиц Курумкана носит ее имя. А третья сестра — Абидуева Хурганай Бухаевна — была хорошей рассказчицей, знала много прибауток, пословиц, песен народных.
Массовые репрессии 30-х годов имели своей целью не только нанести удар противникам сталинских методов строительства социализма, но и были призваны устранить свободомыслящую часть нации, представляющую препятствие на пути утверждения режима личной власти Сталина, в это время в стране сложилась система тоталитарного государства.
Массовые репрессии — страшная страница в истории нашей страны. Это было потрясение. Миллионы сломанных судеб, разлука с самыми родными людьми. Погибшие не расскажут о пережитом. Но есть воспоминания, сухие документы тех лет... У каждого поколения свой счёт, всем живущим нужна уверенность в завтрашнем дне, стабильность в гражданском обществе. Моему же поколению нужно передать не только героические страницы нашей родины, но и все те трагические моменты истории страны. Беречь воспоминания. Как личную память, личную радость или боль.
Но вернёмся в Арбун. Бабушка моя осталась одна с детьми. Младшая заболела. Из воспоминаний мамы: «Наша младшая сестрёнка целый день лежала в люльке, мама сказала, что она спит. Потом она вместе со мной, 11-летней, и старшими девочками, 14, 13, 12 лет, долго готовили сухой хворост, сложили его. А на следующее утро не было ни хвороста, ни младшенькой Бубей, так ее звали. Мама сказала, что она уехала далеко. Время было зимнее, жили на отшибе, да и боялись все общаться с нами. Некому было предать земле тело нашей сестрёнки, под снегом не оставишь, волков было много, и маме нашей пришлось таким образом похоронить свою дочь — предать огню».
Ещё одно воспоминание мамы всплывает в памяти: «Родители были трудолюбивые, нас приучали к труду, мы ухаживать за скотом помогали. Когда отец сидел в тюрьме, мама сшила варежки из овчины, спрятала в них деньги — десять рублей, однако — и отправила с нарочным. Отец получил последнюю весточку от жены, обрадовался очень и сообщил в ответном письме, что серьезно болен (у него были слабые лёгкие) и вряд ли они больше встретятся, если будет тяжело, пусть отдаст детей на удочерение бездетным. Мы голодали, носить было нечего, весь скот угнали, дома перекатали в районный центр для избы-читальни, колхозных магазинов, клубов. Дома были добротные пятистенки. Оставили по описи (нашли в архиве) одну корову старую, которую волки потом разодрали, а как мы плакали навзрыд по ней, один Бог знает. Ещё хромую лошадь, один стакан, одно блюдце. Ещё все это должно было быть в целости и сохранности до следующей проверки. Только после весточки от отца мама решилась отдать в дети одну из нас. Рядом с собой поставила нас, старших, а из младших дала выбрать приезжему человеку из Кабанского района. Каждая хотела, чтобы выбрали ее. Но выбрали одну из двойняшек — Дарханаю, потом ей дали новое имя — Мария. Отдали за нее полмешка муки, одну плитку зелёного чая, одну пару унтов из нерпы».
Из воспоминаний дяди Бухаева Никиты Балдановича, ныне проживающего в селе Барагхан Курумканского района Республики Бурятия: «Мой отец Бухаев Балдан Абидуевич, 1909 года рождения, репрессирован в 1937 году, осуждён на десять лет. Когда отца арестовали, мне был один год. Освободился он в 1947 году, сразу не приехал. Вернулся в 1958 году со второй женой — Лукерьей Петровной, по национальности русской, с которой познакомился в лагере. Моя мама Бухаева Самажаб Доржиевна ждала его все годы. Тети каким-то образом устроили встречу с обеими женами, он сел между ними и сказал: «Никто не виноват — ни Самажаб, которая ждала все эти годы, ни Лукерья, которая спасла мне жизнь, когда я больной, завшивленный, голодный, умирал на тюремных нарах. Спасибо им, моим самым родным людям».
Отец с Лукерьей Петровной стали жить в районном центре Курумкан, он устроился работать плотником в строящуюся школу-интернат. Многим родственникам и знакомым сделал буфеты, комоды, круглые столы, этажерки, стулья и кресла, которые до сих пор стоят в некоторых домах. А Лукерья Петровна научила многих сельчан сажать огород, саженцы, в памяти благодарных курумканцев осталась доброй, милосердной женщиной. У Лукерьи были две дочери, отец к ним относился как к родным. Потом они уехали в Казахстан, Петропавловск, совхоз Мичурино. После смерти Лукерьи он снова вернулся на родину, но жить ему было трудно. Он почти забыл родной язык, привык к другой пище, ни у кого из родных не хотел жить. Дочери Лукерьи, хотя были уже в годах, звали отца обратно. В один день он собрался и ушел... Одна надежда, что доехал до Лукерьи, чтоб навсегда остаться рядом с ней». Дети и внуки Никиты Балдановича хотели связаться с внуками Лукерьи через программу «Жди меня», но пока не получилось.
Вот такая человеческая трагедия... Я понимаю, что история моих предков не исключительна для тех лет, которые пережила наша страна. Эта трагедия исключительна для меня, для моих близких. Сколько знаменитых и простых людей сгинуло в лагерях. О знаменитых пишут иногда «подстриженную» биографию — как о национальном герое, замазывая те страницы его судьбы, где человеческая трагедия. А о простых, обыкновенных людях, как мои предки, кроме сухих архивных материалов, ни-че-го. А в памяти нашей, по воспоминаниям наших родителей, мы вырисовываем образы людей талантливых, работящих, наделённых сполна всем, что может быть отпущено человеку. И в счастье, и в человеческом горе они оставались людьми.
Дарима Очирова, дочь
