Тектоническая проза Андрея Игумнова

Кто спускался в подземный переход, тот наверняка ощущал суетливую трагичность бытия. Здесь бывают мгновения, когда гулкие шаги пешеходов, протухшие беляши, ворованные телефоны, книги с лотков и гремящая со всех сторон музыка становятся тем хаосом, где история не знает времен. Человек всегда старается быстро пройти этот отрезок и скорее забыть о нем.
Общество |

Кто спускался в подземный переход, тот наверняка ощущал суетливую трагичность бытия. Здесь бывают мгновения, когда гулкие шаги пешеходов, протухшие беляши, ворованные телефоны, книги с лотков и гремящая со всех сторон музыка становятся тем хаосом, где история не знает времен. Человек всегда старается быстро пройти этот отрезок и скорее забыть о нем. Андрей Игумнов в своем романе «Пузыри жизни», наоборот, ничего не забывает и, подобно сосредоточенному геологу, вскрывает разные стилистические пласты истории, литературы и чего-то своего, очень личного и неуловимого.

Собственно, сам роман, опубликованный в журнале «Байкал» (2008 г. № 1-3) и сокращенный почти на четверть, представляет собой как бы сборник рассказов, а точнее, этих самых пузырей, в которых смещаются время, герои, да и сам автор.

Как заявлено редакцией, это «Сибирь в исторической перспективе: от Великого оледенения до перестройки. Колесницы атлантов, неандертальцы, театр народов, монголы, казаки и святые угодники под видом коммерческих агентов». Под магистралью произведений местного розлива Игумнов выстраивает свой подземный переход текста. Былинные песни, уголовная лексика, говор деревенских улиц – чего только в нем нет! Но читателю может показаться, что и коридоров много, и что все они длинны, да еще и перетекают друг в друга. И это действительно так. Есть некоторая затянутость, и читатель может заблудиться в этих коридорах.

Такой бессюжетный карнавал вообще присущ современной литературе. Достаточно вспомнить произведения Пелевина или Сорокина. В какой-то степени Игумнова можно причислить к этому ряду авторов, но человеческая сущность в «Пузырях...» все-таки настоящая, живая, и связана своими корнями с нашей реальной жизнью. Тот же наивный блатюк Васька Косой или его дед кержак Евстихий, или неприкаянный, мотающийся по жизни то ли врач, то ли моряк-революционер Петр, или молодой отец Михаил – по сути искатели, странники. Кто-то странствует от глупости, кто-то из любопытства, кто-то из-за присущей нашему человеку тоски и усталости.

Тоска и безответная любовь к Родине, которую Андрей Игумнов старательно и по-мальчишески выводит c большой буквы – проводники в российское запределье. Об этом и гудит многоголосое эхо в темных коридорах игумновского романа-перехода. «Куда ж ты, тропинка, меня завела?..», – воскликнет пытливый читатель. Все вопросы растворяются, когда появляется хроникер. Иногда возникает некий «я», грустно повествующий о бабьем лете и площади (Трудовой) Славы, что на ПВЗ, но и он не является хроникером. Хроникер здесь сам Текст, со всеми его стилизациями под старую русскую классику, перебранки уркаганов и былинные песни.

И уже к середине романа чувствуешь, что сам становишься странником в этом переходе, подобно тем же Петру, Ваське Косому или отцу Михаилу. И таешь в живом океане слов, времен и забытых молитв. Продравшись сквозь слои текста, задаешься вопросом: где же оно, это наше российское запределье? Но не знает ответ ни холодный Хроникер, ни даже сам писатель Андрей Игумнов, в конце романа оба лишь повторяют, как молитву, главный вопрос: «Что же ты так жестока к нам, милая Родина! Или и впрямь вся наша долгая история есть одна тщетная попытка подпасть под действие всеобщего закона человечества, отмененного по отношению к нам?».

Справка

Андрей Игумнов родился в 1959 году. Окончил БГПИ им. Д. Банзарова. Занимается научной и педагогической деятельностью. Живет в Улан-Удэ. Прямая речь:
О творчестве: «Интересует устройство мира во всех его проявлениях».
О романе: «Публично ничего не могу сказать».
О жизни: «Самое в ней замечательное, что она не имеет никакой высшей санкции и ничего потом не будет: ни перерождения, ни воскрешения, ничего такого обнадеживающего».
О планах: «О каких планах можно говорить после предыдущего? Дожить до смерти по возможности достойно».
Кол-во просмотров: 1511

Поделиться новостью:


Поделиться: