Бушевавшие всю неделю в Китае антияпонские протесты пошли на спад, пишет "Коммерсант". Десятки тысяч людей в сотне крупнейших городов КНР, которые несколько дней подряд жгли белые с красным кругом посредине флаги, громили суши-бары и переворачивали японские машины (в основном собранные в материковом Китае китайскими же рабочими), начали расходиться по домам. Концерны Mazda, Honda, Panasonic и Canon, закрывшие свои заводы в Китае и распустившие сотрудников в оплачиваемый отпуск, 20 сентября объявили о возобновлении производства. Открылись популярные среди китайских хипстеров магазины японской одежды Uniqlo, а также продуктовые 7-Eleven (у китайского отделения этой торговой сети японские акционеры).
Видимые следы погромов и многотысячных антияпонских демонстраций вскоре будут ликвидированы. В ближайшие недели в КНР пройдет XVIII съезд правящей Коммунистической партии Китая (КПК), на котором обновится руководство второй державы мира, а потому власти постараются привести страну в нормальный и даже торжественный вид. В витрины разнесенных вдребезги японских магазинов и ресторанов будут вставлены новые стекла. Забросанные гнилыми овощами и тухлыми яйцами посольства и консульства Японии в КНР будут отмыты (и, вероятно, по-тихому получат компенсацию от правительства КНР). Владельцы разбитых толпой машин Toyota или Honda (пока никто не подсчитал, сколько их было уничтожено в эти дни) обратятся в страховые компании. С фонарей и светофоров в крупных городах сдерут наклейки, призывающие "настоящих китайских мужиков" "объединиться в мобильные бригады для изнасилования японских девок". Самодельные плакаты, на которых китайский солдат кастрирует японского, займут почетные места в комнатах студенческих общежитий.
Однако последствия антияпонской истерии, охватившей Китай на первый взгляд внезапно и так же внезапно схлынувшей, будут очень глубокими. Беспрецедентный масштаб акций, радикализм лозунгов и действий погромщиков, а также реакция властей КНР говорят об одном: воинствующий китайский национализм становится важнейшим фактором в жизни 1,3-миллиардной страны и всего Азиатско-Тихоокеанского региона.
Поводом для самых масштабных за последние годы антияпонских выступлений стало обострение конфликта вокруг контролируемых Японией островов Сенкаку (в китайском варианте — Дяоюйдао). Пекин и Токио спорят о принадлежности островов не одно десятилетие (см. справку на стр. 16). Объективные причины для борьбы второй и третьей экономик мира за нескольких необитаемых скал в Восточно-Китайском море есть: акватория архипелага богата рыбой, к тому же, по данным геологов, на шельфе могут залегать огромные запасы углеводородов.
Началом нового витка конфликта стала недавняя покупка японским правительством трех из пяти спорных островов у частных владельцев. Причем изначально кабинет Есихико Ноды, судя по всему, старался перехватить инициативу у японского ультраправого националиста, мэра Токио Синтаро Исихары, который еще в апреле создал народный фонд для выкупа Сенкаку с целью укрепления суверенитета Японии над островами. Действия Токио немедленно вызвали ответную реакцию Пекина, направившего в акваторию спорных островов свои патрульные катера, а затем и флотилию из почти 2 тыс. рыболовецких судов. В выходные 15 и 16 сентября по Китаю прокатилась первая волна антияпонских демонстраций и погромов, а 18 сентября на улицы почти сотни городов КНР вновь вышли тысячи людей — обострение конфликта совпало с 81-й годовщиной Мукденского инцидента, положившего начало японской оккупации Китая.
Впрочем, причины конфликта куда глубже. Ненависть к Японии является частью государственной идеологии с момента создания КНР в 1949 году. Основатель коммунистического Китая Мао Цзэдун был ветераном антияпонской войны, которая играет в официальной мифологии страны еще большую роль, чем Великая отечественная война — в России. Длившаяся 14 лет оккупация, сопровождавшаяся зверствами японских солдат (достаточно вспомнить Нанкинскую резню 1937 года, жертвами которой стали до 500 тыс. человек), в национальном сознании была частью более долгого периода — "ста лет унижения", которые начались после поражения императорского Китая в первой опиумной войне против Великобритании в 1842 году. За то время, пока слабостью Китая пользовались передовые державы (в том числе Япония и Россия), Поднебесная лишилась многих кусков своей территории. С тех пор культивирование мучительного стыда по поводу "ста лет унижения" и не менее мучительного желания отомстить обидчикам стало важной частью социализации в КНР.
Особенно последовательно националистические настроения начали культивироваться в Китае с начала 1990-х годов. Жестоко подавленные в июне 1989-го выступления прозападно настроенных студентов на площади Тяньаньмэнь убедили Пекин в том, что учение Ленина и председателя Мао давно чуждо городской молодежи. Из крушения СССР в 1991 году китайские партийные аналитики вынесли тот же урок: обществу нужна новая идея, которая будет подкреплять легитимность однопартийного режима. В отсутствии какой-либо альтернативы ставку Пекин решил делать именно на китайский национализм. Уже в 1991 году тогдашний генсек КПК Цзян Цзэминь приказал начать в школах и вузах кампанию по "патриотическому воспитанию". Школьникам и студентам рассказывали о великом прошлом Китая с особым упором на унижениях, которые страна претерпела от рук "заморских варваров".
Отмечая роль партии в деле отстаивания "коренных интересов китайской нации", Пекин начал постепенно возрождать и интерес к традиционной культуре. На экранах появились фильмы с Брюсом Ли и Джетом Ли, реабилитирующие фактически запрещенное при Мао кун-фу. Императоры и военачальники прежних династий, бывшие раньше антигероями, в новых школьных учебниках быстро превратились в "патриотов великого Китая". А в 2000-е партийные чиновники даже начали участвовать в церемониях поклонения "китайскому первопредку императору Хуанди" или "великому первоучителю Конфуцию", все более сближая образ партийного бюрократа с образом чиновника-мандарина в старом Китае.
Усилия властей КНР по культивированию китайского национализма легли на крайне благодатную почву в силу нескольких причин.
Во-первых, национализм заполнил идеологический вакуум, образовавшийся в Китае после начала рыночных реформ. После того как Дэн Сяопин в 1980-е годы поставил Китай на путь государственного капитализма при сильной роли частного сектора (около 60% ВВП Китая создают именно частные предприятия), с каждым годом страна все дальше уходила от социализма, каким его знали, например, жители бывшего СССР. В условиях вновь открывшихся возможностей идеологией для миллионов китайцев стало желание как можно больше зарабатывать, как можно больше потреблять и иметь как можно больше сексуальных партнеров. А после того, как при Цзян Цзэмине в партию стали принимать бизнесменов, "диктатура пролетариата" и прочие рудименты марксизма-ленинизма перестали вызывать у большинства населения хоть какое-то чувство сопричастности. Это относится и к функционерам КПК, которые даже на съездах и заседаниях ЦК все реже упоминали о догматах идеологии, и все больше говорили о практических вопросах — от стратегии развития фондового рынка до стратегий личного обогащения за счет должности.
На этом фоне культурное и национальное превосходство китайцев с их "пятитысячелетней историей" над остальными народами, а также необходимость восстановить величие нации и отплатить за "сто лет унижения" все больше становится идеей, хоть как-то скрепляющей это 1,3-миллиардное общество.
Во-вторых, с момента начала экономических реформ в КНР выросло целое поколение молодых людей, для которых ежегодное укрепление мощи их родины — совершенно естественный процесс. В то время как окружающие страны разваливались, воевали друг с другом и оказывались в кризисе, последние 30 лет ВВП Китая рос со средними темпами 10,5% в год. Миллионы молодых граждан КНР совершенно не помнят ужасов "культурной революции", когда китайцы методично уничтожали лучшую часть своего общества (на этих воспоминаниях росло поколение студентов, вышедших в 1989-м на Тяньаньмэнь). Зато идея о том, что китайская нация — самая великая, для этих людей совершенно органична. А потому доставшиеся этому поколению в наследство "исторические несправедливости" вроде контроля Японии над спорными островами или фактической независимости Тайваня для миллионов молодых горожан — досадное недоразумение, которое надо поскорее устранить.
Эти настроения особенно усилились после кризиса 2008-2009 годов. В то время как весь остальной мир (и в особенности США) пытался справиться с трудностями и перестал расти, ВВП КНР увеличился почти на 9%. В вышедшей в 2009 году книге "Китай сердится", которая разошлась миллионными тиражами и стала манифестом китайского неонационализма ("Власть" описывала основные идеи этой книги в материале "Черноземные захватчики" в N18 от 11 мая 2009 года), один из авторов впрямую утверждает, что кризис доказал превосходство китайцев над белыми людьми в умении рационально пользоваться ресурсами. В итоге авторы доходят до призывов передать контроль над всеми мировыми ресурсами Китаю, поскольку "это будет благом для всего человечества".
За последние годы рост националистических настроений уже приводил к массовым уличным выступлениям "разгневанных патриотов". Первые масштабные выступления националистов произошли в 1999 году после бомбардировки авиацией НАТО китайского посольства в Белграде — власти США утверждали, что удар по посольству, в результате которого погибли четверо граждан КНР, был нанесен "по ошибке" из-за неточности на карте. Однако китайцы не удовлетворились этими объяснениями. На улицы многих городов вышли тысячи человек с антиамериканскими плакатами, а посольство США в Пекине было забросано камнями. Власти официально не поддерживали демонстрантов, однако, по свидетельствам многочисленных источников, административный ресурс работал на помощь недовольным. Например, студентов столичных вузов привозили покидать камнями в американскую дипмиссию на специальных автобусах, а полиция зачищала улицы для прохода колонн.
Похожая история повторилась в 2001 году после инцидента над островом Хайнань, когда пилот китайского истребителя погиб в ходе столкновения с самолетом-разведчиком США. А в 2006 году по Китаю прокатилась первая общенациональная волна уличных антияпонских протестов, причиной которой стали визиты тогдашнего премьера Японии Дзюнъитиро Коидзуми в храм Ясукуни, где находятся поминальные таблички в честь японских военных преступников времен Второй мировой войны. По накалу те события уступали нынешней кампании, однако несколько суши-баров китайские националисты тогда все же разнесли. Наконец, в 2008 году после волнений в Тибете и призывов президента Франции Никола Саркози бойкотировать летние Олимпийские игры в Пекине тысячи молодых китайцев устраивали уличные акции и бойкотировали французскую продуктовую сеть Carrefour.
Многие западные комментаторы полагают, что как прежние выступления китайских националистов, так и антияпонские погромы недельной давности инспирированы властями КНР: выводя на улицы патриотическую молодежь, партия хочет оправдать ужесточение своей позиции в отношении Японии ссылками на "глас народа". А заодно руководство набирает очки и укрепляет авторитет накануне смены власти.
Действительно, как и во время выступлений прежних лет, в нынешних акциях видны некоторые следы государственного участия. Как и прежде, полиция очищала главные магистрали городов для прохода колонн протестующих. Как и прежде, были свидетельства того, что протестующих подвозили на автобусах — особенно усердствовали начальники маленьких городков, организуя транспорт для тех жителей, которые желали побить витрины в мегаполисах. Корреспонденты западных информагентств фиксировали случаи, когда подвоз демонстрантов осуществлялся за счет патриотично настроенных бизнесменов.
Но еще больше фактов говорят о том, что националистические выступления последних недель оказались для властей КНР серьезным вызовом. Дело даже не в том, что поведение демонстрантов напугало японских и других иностранных инвесторов, которые так нужны Китаю для продолжения экономического роста (объем торговли КНР и Японии превышает $345 млрд) и получения доступа к передовым технологиям. Куда большую тревогу у партийных начальников вызвало появление на патриотических шествиях растяжек с лозунгами "Даешь права человека, честные выборы и верховенство закона!", которые органично соседствовали с призывами "Мочи япошек!" или "Надо объявить Японии войну!".
О том, что кампания по возрождению национализма дает не совсем те плоды, на которые рассчитывает партия, власти в Пекине начали догадываться еще в конце 1990-х — во время антиамериканских протестов после бомбардировки в Белграде. Тогда на националистических форумах в интернете начали появляться записи о том, что Компартия занимается "предательским соглашательством" с американцами, вместо того чтобы объявить США войну.
С тех пор власти КНР старались блокировать подобные форумы и сайты, где патриоты от критики Японии или "белых заморских дьяволов" быстро переходили к обличению "коррумпированных чинуш", которые учат детей и владеют недвижимостью за рубежом, а потому не являются настоящими патриотами. Когда в 2003 году Ху Цзиньтао стал председателем КНР, он постарался приглушить агрессивную националистическую риторику и заменить ее рассуждениями о "гармоничном обществе" и необходимости "мирного возвышения" Китая. Однако, как показали антияпонские протесты 2006 года и антизападные вступления в 2008-м, национализм китайской молодежи не только никуда не делся, но и стал более радикальным.
Для нового поколения китайских патриотов идеи национализма и демократии не только не противоречат друг другу, но, наоборот, являются взаимодополняющими. Один из главных идеологов китайского неонационализма и ключевой автор книги "Китай сердится" Ван Сяодун говорит, что стране нужны демократические свободные выборы. Только так Китай сможет избавиться от продажной глобализированной элиты в лице руководства КПК и избрать "подлинно народных правителей", которые смогут защитить китайские интересы и даже объявить войну Японии, как того требует улица. Судя по многочисленным записям, которые представители городского среднего класса оставляют на интернет-форумах и в Weibo (аналог запрещенного в Китае Twitter), эти взгляды весьма популярны у наиболее передовой части общества.
Еще одним тревожным для партии знаком стали появившиеся в сети и даже на демонстрациях в нескольких городах Китая лозунги "Верните Китаю острова Дяоюйдао! Верните китайскому народу Бо Силая!". Опальный секретарь чунцинского горкома Бо Силай (о его падении "Власть" писала в материале "Разборки в большом городе" в N11 от 19 марта 2012 года) поплатился, в том числе, за активное использование левацкой и националистической риторики, которое товарищ Ху Цзиньтао расценил как слишком опасное для всей партии. В условиях раскола, который спровоцировало дело товарища Бо в китайской верхушке, апелляция к его имени со стороны уличных патриотов говорит о довольно низком авторитете нынешних руководителей среди населения. Неслучайно, на демонстрации тысячи человек несут портреты не Ху Цзиньтао и даже не Дэн Сяопина, а левака Мао Цзэдуна, имеющего репутацию крутого парня, способного противостоять иностранцам — именно такой тип политика сейчас в Китае особенно востребован. Неслучайно и вице-председатель КНР Си Цзиньпин, который вскоре сменит товарища Ху во главе партии и государства, поспешил сделать жесткое заявление в адрес Токио и призвал Японию "обуздать свои действия и не нарушать суверенитет Китая".
Сентябрьские события в Китае показывают, что радикальный национализм становится ведущей идеологией современного Китая, единственной идеей, способной увлечь массы. При этом радикальный патриотизм настолько пропитал болеющее неудовлетворенным комплексом великодержавности общество, что превратился в автономное от правящей партии движение. Он будет существовать, желает того Пекин или нет. Соответственно, будущее руководство КНР будет вынуждено все больше отвечать на запросы населения. А учитывая назревающие в китайской экономике трудности (замедление темпов роста из-за сжатия экспортных рынков), игнорировать настроения граждан крупных городов Пекин уже не сможет. Особенно тревожной может быть ситуация в провинции Гуандун, ставшей местом проведения самых радикальных антияпонских акций, где националисты прорывали полицейские кордоны и бросались в солдат камнями с криками "Позор нашей армии!". Именно в этой 100-милионной провинции сосредоточен основной кластер экспортных производств, а потому в случае ухудшения внешней конъюнктуры здесь может произойти социальный взрыв.
Вероятно, новое китайское руководство пойдет на поводу у населения и будет активнее конфликтовать с соседями, чтобы утвердить собственный авторитет. Тем более что после кризиса в идею могущества Китая и необходимости проучить соседей, затеяв провокацию или даже маленькую победоносную войну, начали верить даже представители высшей бюрократии.
Эта ситуация таит риски не только для китайской правящей элиты, которой придется удерживать власть в условиях ухудшающейся экономической конъюнктуры, но и для соседей КНР. Самыми очевидными мишенями для провокаций будут Япония и страны, которые конфликтуют с Китаем за территории в Южно-Китайском море. Впрочем, рост национализма в КНР является мощнейшим вызовом и для России. Ван Сяодун и его единомышленники никогда не скрывали, что не считают достигнутый "соглашателями из КПК" компромисс с Москвой по поводу границы на дальнем Востоке окончательным, и полагают, что в будущем Поднебесная должна вернуть себе "исконные территории и города" вроде Читы, Хабаровска и Владивостока.
До недавнего времени этой угрозой можно было смело пренебречь, расценив ее как мнение кучки маргиналов в стабильной дружественной стране со стабильным руководством. Но теперь крупнейший сосед России становится все менее стабильным. Да и будущее дружественного статуса в ближайшие десять лет предсказать становится все труднее.
